"Александр Абрамов, Сергей Абрамов. Гамма времени (Авт.сб. "Тень императора") (детск.)" - читать интересную книгу автора

удар. Уже с обморочной беспомощностью Войцех медленно повернулся всем
телом и грузно рухнул на мостовую. "Ватный подбородок", - сказал бы о нем
наш тренер.
Я даже не влез, а нырнул в машину, присел с краешка на сиденье и рванул
с места, низко-низко пригнувшись к рулю. И вовремя! Нечто скрежетнуло над
головой, оставив в боковом и ветровом стеклах две круглые дырки в матовой
стеклянной каше. Вторая пуля царапнула по стойке, даже не пробив кузов. От
третьей я ушел на полном газу, обогнав какой-то грузовик с бочками.
Стрелял, должно быть, бармен, а не Войцех; тот, наверное, еще не очнулся.
Вести машину в таком положении было трудно и неудобно, я все время
сползал вниз, да и темная улица меня пугала: я не знал, куда она ведет.
Поэтому, остановившись и переложив голову Эльжбеты к себе на колени, я
свернул на более светлую и шумную улицу, пытаясь прикинуть в уме, как
добраться до гостиницы или, в крайнем случае, до того перекрестка, где мы
стояли с Лещицким, - ведь напротив была квартира Эльжбеты. Девушка не
шевельнулась, не открыла глаз, когда я приподымал ее, только ресницы чуть
дрогнули. И мне показалось, что очнулась она уже давно и не открывает глаз
лишь потому, что хочет узнать, что произошло и куда и зачем ее снова
увозят.
Тогда я начал говорить. Вглядываясь в блеклую смесь дождя, черного от
дождя асфальта и рассеченного дождем света уличных фонарей, я говорил,
говорил, как в бреду:
- Я Друг, Эльжбета, самый близкий твой друг сейчас, хотя ты даже не
знаешь, кто я и откуда я взялся. А ведь ты сегодня спасла мне жизнь,
правда, совсем в другом времени - ты этого помнить не можешь. Но стихи
Мицкевича ты, конечно, помнишь и любишь, - это твою книжку, наверно, так
безбожно искромсал Жига. Я напомню тебе только две строчки. Начало сонета,
помнишь? "На жизненном пути различные судьбой - так в море две ладьи - мы
встретились с тобой". Перечти и-х, если они сохранились. А книжка со мной
и письма по-прежнему спрятаны в ней, как это сегодня - правда, еще сегодня
- сделал Жига. Он подарил мне медаль, - я уже говорил тебе об этом. А я
хочу отдать ему томик Мицкевича.
Она открыла глаза и, нисколько не удивляясь тому, что видит перед собой
незнакомого человека, сказала печально и тихо:
- Убили Жигу. А писем не нашли. Он хотел отвезти их в наше посольство в
Вашингтоне. Только наше ли оно? - прибавила она неуверенно.
- Наше, Эльжбета! Наше! Моей и твоей родины. Ты сама теперь отвезешь
их. И я поеду с тобой. А потом ты вернешься домой в Варшаву, - продолжал я
все еще в лихорадочном бреду. - Разве есть что на земле красивей Варшавы?
- Не помню. Девчонкой была. Совсем, совсем маленькой, - проговорила
она, опустив длинные свои ресницы. - А что осталось от Варшавы? Камни...
- Ее восстановили, Эльжбета. Тебя обманывали, как обманывают вас всех в
эмиграции. А Старе Място совсем прежнее...
Я хотел было рассказать ей, как восстановили этот уголок старой
Варшавы, но в это мгновение наша машина на полном ходу въехала в темноту,
где уже не было ни меня, ни города, ни Эльжбеты.



ДО