"Александр Абрамов, Сергей Абрамов. Всадники ниоткуда (Трилогия "Всадники ниоткуда", #1)" - читать интересную книгу автора

разговора. За столом, где мы с аппетитом уничтожали прескверный Толькин
омлет, глава экспедиции первым рассказал о том, что произошло
непосредственно после катастрофы на плато.
Когда снегоход провалился в трещину, пробив предательскую корочку
смерзшегося снега, и застрял сравнительно неглубоко, зажатый уступами
ледяного ущелья, то, несмотря на силу удара, пострадало лишь наружное
стекло иллюминатора. В кабине даже не погас свет. Без сознания лежали
только я и Дьячук. Зернов и Чохели удержались на своих местах, счастливо
отделавшись "парой царапин", и прежде всего попытались привести в чувство
меня и Тольку. Дьячук сразу пришел в себя, только голова кружилась и ноги
были как ватные. "Сотрясеньице небольшое, - сказал он, - пройдет.
Поглядим-ка лучше, что с Анохиным". Он уже входил в роль медика. Его
подтащили ко мне, и все трое принялись приводить меня в чувство. Но ни
нашатырный спирт, ни искусственное дыхание не помогали. "По-моему, у него
шок", - сказал Толька. Вано, уже успевший через верхний люк пробраться на
крышу снегохода, сообщил, что из щели можно благополучно выбраться. Однако
предложение вынести меня из кабины Толька отверг: "Сейчас его надо
оберегать от охлаждения. По-моему, шок переходит в сон, а сон создаст
охранительное торможение". Тут Толька чуть снова не свалился без чувств, и
эвакуацию экипажа решили начать с него, а меня пока оставить в кабине.
Взяли лыжи, санки, палатку, переносную печь и брикеты для топки, фонари и
часть продуктов. Хотя снегоход застрял очень прочно и опасность
дальнейшего его падения не угрожала, все же оставаться над пропастью не
хотелось. Зернов запомнил выемку в ледяной стене, похожую на естественный
грот, неподалеку от места аварии. Туда и задумали перебросить сначала
Тольку, поставить палатку, печку и вернуться за мной. Буквально за полчаса
добрались до грота. Зернов вместе с окончательно оправившимся Толькой
остался крепить палатку, а Вано с пустыми санками вернулся за мной. Тут и
произошло то, что они сочли у него временным помутнением разума. Не прошло
и часу, как он прибежал назад с безумными глазами, в состоянии странной
лихорадочной возбужденности. Снегоход, по его словам, оказался не в щели,
а на ледяном поле, при этом рядом с ним стоял точно такой же, с одинаково
раздавленным передним стеклом. И в каждой из двух кабин он нашел меня,
лежавшего на полу без сознания. Тут он взвыл от ужаса, решив, что сошел с
ума, и побежал назад, а вернувшись, выпил с ходу полный стакан спирта и
категорически отказался идти за мной, объявив, что привык иметь, дело с
советскими людьми, а не со снежными королевами. Тогда в экспедицию за мной
пошли Зернов и Толька.
В ответ я рассказал им свою историю, более удивительную, чем бред Вано.
Слушали они меня доверчиво и жадно, как дети сказку, ни одной скептической
ухмылочки не промелькнуло на лицах, только Дьячук то и дело нетерпеливо
подскакивал, бормоча: "Дальше, дальше...", а глаза у обоих блестели так,
что, по-моему, им самим следовало повторить опыт Вано со стаканом спирта.
Но когда я кончил, оба долго-долго молчали, предпочитая, видимо, услышать
объяснение от меня.
Но я тоже молчал.
- Не сердись. Юрка, - проговорил наконец Дьячук и начал мямлить: -
Дневники Скотта читал или еще что-то такое, не помню. В общем, самогипноз.
Снеговые галлюцинации. Белые сны.
- И у Вано? - спросил Зернов.