"Александр Абрамов, Сергей Абрамов. Рай без памяти (Трилогия "Всадники ниоткуда", #2)" - читать интересную книгу автора

тогда у нас учитель, француз Шемонье или Шемоннэ. Он что-то рассказывал
нам о мире, где мы живем. Кажется, это называлось "география". Но потом ее
запретили, а он исчез.
Оба отвечали охотно, даже с готовностью, но как-то по-школьному, вроде
бы на уроке. Чему же научили их в этой школе, где запрещена география и
горизонт учеников ограничен рекой и лесом?
- Кстати, как называется эта река?
- Никак. Просто Река.
Мы снова обменялись недоуменными взглядами: непонятная неприязнь к
географии упраздняла здесь даже названия. Просто Город. Просто Река.
- А куда она впадает?
- Что значит "впадает"?
Я подумал, как Зернов сформулирует свой вопрос, если они не имеют
представления о морях и озерах? Зернов спросил:
- Ну, где кончается?
- Нигде не кончается. Замкнутый круг, опоясывающий Землю.
Дремучее невежество это и убежденное его утверждение чуть не вывели
меня из себя. Но я только спросил:
- Откуда вы это знаете?
- Из школы. Это - Знание. - В голосе Джемса снова прозвучала
торжественность, начинавшая слово с прописной буквы. - Знание о природе, о
Земле, о Солнце, почему сменяются день и ночь, как загораются и гаснут
звезды.
Тут только дошло до нашего сознания, что над нами давно уже ночное
звездное небо, - в азарте разговора никто из нас даже головы не поднял.
Первым сделал это Толька и закричал:
- Чужое небо!
Мы смотрели на небо и молчали. Вероятно, каждый искал знакомые ему с
детства светила. Но их не было. Я не нашел ни Стожар, ни Большой
Медведицы, ни Полярной звезды. По всему одинаково черному небосклону
горели по-чужому разбросанные в чужих узорах чужие звезды. Это не было
Южное полушарие: мы все, побывавшие в Антарктике, пересекали экватор и
видели Южный Крест. Но и Южного Креста не было. Чужое небо висело над нами
- небо другой планеты в системе другого Солнца, может быть, даже другой
галактики. Пожалуй, впервые мы по-настоящему поняли всю необычность и
значительность того, что с нами произошло. До сих пор во всем, что нас
окружало, ошеломляло и даже пугало, все же был какой-то оттенок странного,
но занятного приключения, игры, которая вот-вот кончится. Как в коридорах
парижского отеля "Омон", превращавшихся то в затемненные улицы Сен-Дизье,
то в сюрреалистскую феерию офицерского казино. Даже на лестнице в багровом
тумане отеля мы с Зерновым спокойно обсуждали случившееся, не чувствуя
отчужденности от нашей реальности, от нашего мира. Здесь эта отчужденность
ощущалась ясно и тревожно, но все же именно теперь, под чужим небом чужой
планеты, она поистине стала трагической. Случайная вспышка костра осветила
лица моих товарищей - их сжатые губы и полные затаенной тревоги глаза.
Молчание было тяжелым, долгим и угнетающим.
Молчали и юноши этого мира: может быть, из уважения к нашей печали,
может быть, из чувства неловкости и непонимания - ведь и наше появление
здесь, в привычной для них безлюдной глуши, и наш язык, и наши вопросы, и
наше удивление их привычным словам и понятиям - все в нас должно было их