"Александр Абрамов, Сергей Абрамов. Фирма "Прощай, оружие!"" - читать интересную книгу автора

- В чем? В том, что нас не свезут отсюда на кладбище? Не уверен. Но
если боитесь, уходите.
Вместо ответа Фонтен молча сел в кресло Лефевра. Браун нажал белую
кнопку со свастикой - машина знакомо загудела, глазки ее зловеще вспыхнули.
- Пока живы, будем обмениваться впечатлениями, - сказал ученый,
подвигая стул из кабинета к сидевшему в кресле инспектору. - Слышите, кобра
уже шипит.
Гудение машины сменилось мягким, похожим на шипение звуком. Эрнест
вдруг почувствовал, как у него немеют руки. "Плохо", - подумал он и усилием
воли прогнал оцепенение.
- Вы что-нибудь чувствуете? - спросил он инспектора.
- Слабость, пожалуй.
- Гоните ее, - потребовал Браун, - мобилизуйте волю и гоните. Помогает?
- Помогает, - вздохнул инспектор.
Оба замолчали. Несколько секунд Эрнест ничего не ощущал, кроме
нарастающего беспричинного беспокойства. Потом ему показалось, что он видит
сон. Удивительный сон наяву. Будто где-то в детстве он чем-то напуган.
Невидимые руки втолкнули его в темную комнату и заперли дверь на задвижку.
Впечатление было так сильно и так реально, что он даже услышал стук тяжелой
щеколды. Такому неумному наказанию однажды подвергли его в детстве, и Эрнест
долго потом не мог избавиться от удушливого страха перед тьмой. Но сейчас
все происходило иначе. Его мозг как бы раскололся на две части - в одной
подымался и сковывал тело страх, другая анализировала, размышляла,
оценивала. "Интересно, скован ли язык?" - подумал он и, с трудом ворочая
плохо повинующимся языком, спросил инспектора:
- Что с вами, Фонтен?
Инспектор ответил не сразу и так же трудно и хрипло:
- Не знаю. Какая-то муть лезет в голову. Кажется, что меня привязали к
креслу.
- Нет! - почти закричал Эрнест, или ему показалось, что закричал:
вернее, то был еле слышимый хрип человека, которому перехватило горло. -
Держитесь, Фонтен! Вам это только кажется, и вы знаете, что кажется.
Держитесь за это "знаете"! Не давайте ей погасить волю!
Инспектор не ответил, и ученый не нашел в себе сил продолжать.
Охваченная страхом вторая половина его "я", как диафрагма в съемочной
камере, закрывала от размышляющей видимый мир, погружая его в древнюю
архейскую темноту. Страх физически подавлял его, подавлял волю, как нечто
живое, у которого отнимали жизнь. Он уже не видел ни белых стен, ни "черного
ящика", ни сидевшего рядом инспектора. Все это суживалось до тоненькой
полоски света, тусклого, как предрассветный туман. Она утончалась с каждым
мгновением, и Браун уже знал, что, когда она погаснет совсем, поглощенная
тьмой, он умрет. Сердце превратилось в пузырь, куда невидимые, но ощутимые
насосы страха гнали кровь как брандспойты. Пузырь раздувался и грозил
лопнуть, причем Браун знал, что он обязательно лопнет и ничем более не
сдерживаемая кровь хлынет фонтаном из горла. "Сердечная недостаточность", -
вдруг вспомнил он и мысленно усмехнулся, тут же поняв, что сознание еще
живо, что он знает, где находится на полу синяя кнопка и стоит только
подтянуть ногу, чтобы ее нажать и опередить все суживавшуюся черточку света.
Ему даже показалось, что он шарит ногами, сейчас найдет эту спасительную
кнопку, навалится на нее всем телом и страх, сжимающий горло, оборвет свою