"Дэниел Абрахам. Предательство среди зимы ("Суровая расплата" #2)" - читать интересную книгу автора

Биитра почти не замечал прохожих и думал только о любимых рудокопных
механизмах: водоподъемниках, дробилках, лебедках... К руднику, прикинул
Биитра, можно добраться еще до того, как шустрое весеннее солнце пройдет две
ладони.
Носильщики пошли южным трактом, оставляя горы за спиной, и вскоре по
извилистому каменному мосту пересекли реку Тидат, вытекающую из ледника.
Впереди лежала долина - усадьбы, предместья, луга, поля озимой пшеницы.
Почки на деревьях уже полопались. Еще пара недель - и весна буйно
зазеленеет, отберет у воровки-зимы солнце.
Посыльный быстро поведал то немногое, что знал. Впрочем, еще до
середины пути в ушах засвистел ветер и сделал беседу невозможной. Чем ближе
они подходили, тем яснее Биитра представлял себе, куда направляется. В
первом руднике, что семейство Дайкани взяло внаем у хая, шесть воздушных
колодцев, а здесь - четыре. Медленно, постепенно перед мысленным взором
Биитры всплыли все подробности, и задача стала четкой, словно ее вычертили
грифелем или выбили в камне.
К тому времени, как паланкин достиг рудничного предместья, пальцы
Биитры онемели, из носа потекло, зато в уме сложились четыре догадки о
причинах происшествия и десять вопросов, которые помогут выбрать из догадок
одну, верную. Позабыв про хлеб с чаем, он поспешил в рудник.

Сидя у жаровни, Хиами вязала шелковый шарф и слушала, как мальчик-раб
поет песни времен Империи. Высокий переливчатый голос рассказывал, как
любили и сражались, побеждали и погибали полузабытые императоры, как
враждовали друг с другом поэты и плененные ими духи-андаты. Одни песни
отличались искренностью и красотой, другие - грубыми шутками и
фривольностью, но все были древними. Хиами не любила слушать написанное
после Великой войны, когда были разрушены далекие дворцы и уничтожены
воспетые в старых песнях земли. После войны начали петь про хайем - трех
братьев-претендентов на трон хая, - про то, как двое гибнут, а третий
забывает свое имя и обрекает сыновей на новое кровопролитие. Плач о
погибших, восхваление победителей - все это раздражало Хиами, а сейчас ей
больше всего хотелось успокоиться.
Вошла служанка - совсем юная, в строгих светлых одеждах - и приняла
ритуальную позу, говорившую о приходе гостьи, по положению равной хозяйке.
- Идаан, дочь хая Мати.
- Я знаю, кто такая сестра моего мужа! - оборвала Хиами, не переставая
вязать. - Еще скажи, что небо голубое!
Девочка зарделась, ее руки попытались изобразить три разных жеста, но
не сложились ни в один. Хиами пожалела о своих словах, убрала шарф и приняла
позу мягкого приказа.
- Веди ее сюда. И принеси стул поудобнее.
Служанка благодарно кивнула и убежала. Вошла Идаан.
Идаан едва исполнилось двадцать: она годилась Хиами в дочери. Не
красавица, хотя это мог распознать лишь опытный глаз: иссиня-черные волосы
переплетены серебряными и золотыми нитями, глаза подкрашены, кожа напудрена,
выпуклости бедер и грудей подчеркнуты сине-золотыми шелками. Мужчине или
неопытной девушке Идаан показалась бы первой красавицей города, но Хиами
умела отличить природный дар от искусной подделки. Впрочем, искусство она
ценила выше.