"Сергей Абрамов. В лесу прифронтовом (Авт.сб. "Канатоходцы")" - читать интересную книгу автора

поверить ему не успеют. Будут хмыкать, посмеиваться, покачивать головами,
будут с жалостью смотреть на мальчишку и советовать ему приберечь свои
шутки до первого апреля. Да что рассуждать: хорошо, если для колхозников
вся эта история осталась бы глупой шуткой зарвавшегося физика, который
даже и не думал о таких последствиях своего "эпохального" опыта.
Старков лег на мокрую траву, махнул рукой ребятам: ложись, мол, тоже,
раздвинул ветви орешника, выставив синеватый ствол карабина.
"Вот и вернулась к тебе война, - горько подумал он, - не оставляет она
тебя: ни в воспоминаниях, ни наяву. Воспоминания привычны: ими можно
играть, как детскими кубиками, складывать пирамидки, а надоест -
рассыпать. А явь - это похуже. Это нежданно и потому опасно. Боишься,
Старков? Нет, конечно. Хотя их и вчетверо больше нас. Нет у меня к ним
жалости, к этим возвращенным Временем фрицам, как и тридцать лет назад
тоже не было. Сейчас у нас сорок второй на дворе - запомни. Фашисты идут к
Волге. На Северном Кавказе - бои. Ленинград осажден. Отечество в
опасности, Старков! Ты помнишь эту фразу? Вспомни ее хорошенько, перевари
в себе. В опасности, понял, политрук?"
- Слушать мою команду, - шепотом приказал он. - Не стрелять без
приказа. Лежать молча. Пока...
Он боялся, что ребята начнут стрелять раньше времени. Знал, знал, что
все равно им придется стрелять - как же иначе? - и все же старался
оттянуть этот момент. Не потому, что опасался промахов. И в мужестве их не
сомневался. Ведь в годы войны такие же мальчишки и стреляли, и шли в
атаку, и стояли насмерть, если требовалось. Но Старкову казалось, что до
сознания его ребят все еще не дошла по-настоящему реальность возвращенного
Временем прошлого. В их готовности к бою был какой-то элемент игры или,
точнее, лабораторного эксперимента. Вероятно, им думалось, что стрелять
придется хотя и в живых, но все же не "настоящих" людей, - те уже давно
истлели и даже кости их не соберешь в этих лесных болотах. А Старков знал,
что с отрезком возвращенного военного времени вернулись и его будни,
тяготы, кровь и смерть. И если эти живые, по-настоящему живые гитлеровцы
прорвутся к селу, будут и стрельба, и резня, и мертвые дети, и повешенные
старики. Не о таком эксперименте он думал, потому и боялся за своих не
переживших войны пареньков.
Он подтянул карабин к плечу, прижался щекой к его мокрому прикладу,
поймал на мушку медленно, с трудом вращающееся по глине переднее колесо
подымающейся из грязи машины, нажал на крючок. Карабин громыхнул
неожиданно сильно в шуршащей тишине дождя. Грузовик резко повело на
середину дороги, он влез колесами в наезженные колеи, дернулся вперед и
замер, заглох, видимо, шофер выключил зажигание.
"Вот и все, - безразлично и буднично подумал Старков. - Война
объявлена..."



6

Раф удачно выбрался из леса, минуя дорогу, побежал напрямик через
клеверное поле: черт с ним, с клевером, зато выгадывалось километра
полтора. Некоторое время Раф слышал ревущий в лесу грузовик, потом звук