"Сергей Александрович Абрамов. Стоп-кран (Театральная фантасмагория)" - читать интересную книгу автора

страна моя родная. За столом никто у нас не лишний. По заслугам каждый
награжден. А с его профессией он всегда на булку с изюмом заработает.
Лицедеи и шуты любимы народом.
- Лицедеи и шуты опасны для власти, - ввернул Ким, который ко всему
происходящему относился как к странному - да! страшному - да! - но все же
спектаклю. А захваты на руках и ногах, всякие там укольчики - так нынешняя
режиссура на выдумку горазда...
- Глупой власти опасны, - сказало первое лицо. - Она их боится и
преследует, а значит - ожесточает. Умной - нисколько. Она их награждает
званиями, премиями, орденами и прочими цацками. Чем больше цацок, тем лучше
служат умной власти смелые лицедеи и шуты.
- Где это они должны служить? В зоне? - с сомнением спросило правое
лицо.
- Смотря что называть зоной... - среднее лицо отбросило папку "ДЪЛО"
назад, и та растворилась в синеве, как давеча - журавлиный клин
столоначальников. - Мне хотелось бы обратиться - не удивляйтесь! - к
метеорологии. В этой науке есть один замечательный термин: зона высокого
давления. Я склонен распространить этот термин на все сферы человеческой
деятельности. Так, например, наказание трудовым стажем человек должен
отбывать именно в этой зоне; в ней, кстати, легко происходит процесс
поражения в правах... Чтобы вы не сочли меня голословным, прошу оглянуться
на пройденный нами путь...
Правое лицо и левое лицо послушно оглянулись. Что уж они смогли
разглядеть в синей темноте просцениума, то бишь вагона, Ким не ведал, но
повернулись оба явно довольные. Видно, встал перед их мысленным взором
пройденный путь, славный и радостный, который, как песня утверждает, никто у
нас не отберет.
- Ну как? - поинтересовалось первое лицо.
- Верно, - сказало правое лицо.
- Единственно, - сказало левое лицо.
- Да, - вспомнило первое лицо, - вам, юноша, ясен приговор?
- А то! - сказал Ким. - Только клал я на него...
- Класть - это ваше право, - мило улыбнулось первое лицо. - У вас
вообще немало прав, которыми вы поражены, кроме одного: обжаловать приговор.
Он окончателен, кассировать не у кого.
- Ну и какие ж у меня права? - праздно поинтересовался Ким, изо всех
сил шевеля пальцами рук, чтобы хоть как-то погонять застоявшуюся кровь.
- Не-ве-ро-ят-ны-е! - по складам отчеканило первое лицо. - Бороться и
искать. Найти и не сдаваться. Грызть гранит. Ковать железо. Вздымать
знамя... Долго перечислять, назову лишь главное, на мой взгляд: дышать
полной грудью. Я, юноша, другой такой страны не знаю, где так вольно дышит
человек. И вы не знаете. И никто не знает и знать не должен. Я прав?
- Вполне, - сказало правое лицо.
- Предельно, - сказало левое лицо.
- Встать, суд уходит, - подвело итог первое лицо, но не встало. И
остальные продолжали сидеть. - Уведите приговоренного.
Никто, конечно, не явился, чтобы увести - или увезти? - Кима. Стол с
троицей уплыл в темноту, слился с ней, а робот-коляска вновь ожил и
покатился в следующий вагон. Или - так хотелось Киму! - в следующую
декорацию, в следующую сцену. Хотя какая, к чертям, декорация, если вагон -