"Ахмедхан Абу-Бакар. Ожерелье для моей Серминаз" - читать интересную книгу автора

мастерству и в тот же год пошел в школу. В семнадцать окончил школу и в тот
же день получил звание мастера-гравера в художественном комбинате аула
Кубачи. Я немного рисую, увлекаюсь сочинительством, но делаю это тайком, так
как всякое отступление от традиционного мастерства златокузнецов кубачинцы
считают изменой памяти предков и сурово осуждают. Поэтому я придумал себе
псевдоним "Зоркий глаз", что, наверно, не очень-то скромно, и под этим
псевдонимом напечатал первый свой рассказ в газете. Рассказ назывался
"Хайван", что значит "Скотина". Был он сатирический и наделал много шума. Но
действительно, иначе, как скотиной, героя моего рассказа трудно было
назвать, и хотя он носит человеческое имя, но я-то его лучше знаю! Это новый
тип в наших горах - таких у нас никогда не было, человек без чести и
совести, с медом на губах и с ядом в душе. Он и до сих пор работает вместе
со мной и тоже златокузнец. Но больше всего он любит распространять кляузы,
сочинять анонимки и ссорить друзей. Уж не знаю, какая ему в том выгода, но
написал я о нем все, что знал, и, видимо, чересчур сгустил краски в своем
справедливом гневе.
Правда, имя его я скрыл от читателей, но наш не очень искушенный в
литературе районный прокурор, прочитав в газете мой рассказ, решил, что
такая подлая личность должна предстать перед правосудием, дабы другим было
неповадно. И объявил розыск. Поиски оказались тщетными, и тогда следователь
начал розыск автора. К моему несчастью, псевдоним мой все-таки раскрыли, но
не следствие, а наша педантичная бухгалтерия, которая еще усерднее, чем
следователь, искала автора, чтобы вручить ему гонорар...
После этого правосудию было легче напасть на след, и меня тут же
вызвали повесткой в прокуратуру. Мать, прочитав повестку, принялась набивать
хурджины сухарями, положила две пары белья, со слезами приговаривая:
- Я знала, что ты этим кончишь! Сколько раз я говорила тебе: берегись,
эта писанина до добра не доведет!
Меня всегда трогала заботливость моей благородной матери, но на этот
раз она лишь усугубила мой страх. В таком-то вот состоянии я и предстал пред
грозными очами правосудия.
Прежде всего прокурор потребовал от меня, чтобы я указал, кто тот
негодяй, которого я описал в своем сочинении, и где он живет.
Я принялся доказывать, что избрал вымышленного героя, что на самом деле
такого нет, но подобные ему могут быть.
В конце концов он все-таки прислушался к голосу разума, но посоветовал
мне никогда больше не заниматься вымыслом и вообще писать открыто и прямо,
без всяких там псевдонимов. Тогда я смогу оказать услугу и правосудию,
помогая избавить наше общество от всяких подлецов и мошенников. Я, конечно,
обещал быть благоразумнее, но после посещения прокуратуры перешел с прозы на
поэзию. Сочинял я в основном любовную лирику, подражая безобидным народным
частушкам. Иногда у меня получалось не так уж плохо, можно даже привести
пример:

Я глаза твои хотел целовать -
Возмутилась ты, ножкой топнула.
На тебя бы дождь медовый наслать,
Чтоб объелась ты, да и лопнула.

Но мой почитаемый дядя Даян-Дулдурум, узнав о моем сочинительстве,