"Ахмедхан Абу-Бакар. Ожерелье для моей Серминаз" - читать интересную книгу автора

он с того, что пас ишаков. А вам известно, что это за работа? Это не отара
овец, не табун лошадей, а стадо ишаков! А сытый ишак хуже дьявола. Не потому
ли мой дядя пас их не на лугу, а на каменистом склоне горы Кайдеш?
Был мой дядя и солдатом, и это занятие он считает нелегким. Был
земледельцем - выращивал картошку. Был кузнецом - ковал ко времени все: и
серпы и шашки. Был дровосеком, и каменщиком, и даже лудильщиком. Да, и
лудильщиком, когда в горах было много медной посуды - ведь без хорошего
лудильщика такой посудой можно отравиться. И мой дядя ловко охранял здоровье
соседей, освобождая их карманы от денег. Впрочем, он не умеет беречь деньги,
любит бывать у кунаков и принимать их у себя, а кунаков у него столько,
сколько аулов в горах.
И вот Даян-Дулдурум, заметив, что спор на гудекане разгорается и обе
стороны напирают на языки, будто на лопаты, столь усердно, что могут
продолбить дыру до самого центра земли, махнул рукой, в которой дымилась
длинная трубка, и обратился к почтенным посетителям гудекана:
- Люди добрые, давайте засыплем землей вон то ущелье и посадим там
вишневый сад!
Он указал при этом на самое глубокое сулевкентское ущелье, по дну
которого грохочет горный поток Варачан.
Почтенные люди, прекратив спор, недоуменно поглядели на дядю, не
понимая, в шутку он говорит или всерьез.
- Вы слышали меня? - с достоинством спросил дядя.
- Да. Но, уважаемый Даян-Дулдурум, мы ведем серьезный спор, и шутки,
по-моему, не к месту, - заметил не менее уважаемый в ауле человек - Жандар.
Да, Жандар - это горец, Жандар - это мужчина, и люблю же я, черт
возьми, когда на его папаху, как мелкий пушистый белый снег, ложатся добрые
слова и особенно когда в разговоре как бы случайно упоминают имя его дочери.
Вы, конечно, готовы спросить: "Почему?" Я понимаю ваше нетерпение, но об
этом потом, не будем забегать вперед, послушаем, что скажет мой дядя в ответ
Жандару.
- Я не шучу! - И дядя нахмурил брови с видом человека, который способен
овладеть и более возбужденной толпой. - Я повторяю: давайте засыплем землей
во-он то ущелье - видите вы его?
- Но это бессмысленная затея! - возразил Жандар.
- Трижды три - девять! - воскликнул Даян-Дулдурум. - Какой бы
бессмысленной она ни была, но мы засыплем ущелье, посадим сад и еще раньше,
чем вы разрешите свой бесплодный спор, будем пить крепкий дербентский чай с
вишневым вареньем.
Даже на этом примере вы можете убедиться, что мой дядя не любит
бесцельной, пустой болтовни. Я и сам согласен с ними. Вот, например, недавно
приехал в наш аул лектор-атеист, собрал в клубе людей и битых два часа
уговаривал их, что аллаха нет. Усталые слушатели сжалились над ним и уже
готовы были ополчиться на единственного в ауле муллу Шех-Мумада. Но тут
поднялся сам Шех-Мумад и попросил слова. Слушать его не хотели, но он
все-таки вымолил себе пять минут. Он не стал убеждать слушателей, чтобы они
растерзали лектора, - нет. Указывая на него, мулла сказал:
- Дорогие аульчане, это наш уважаемый гость, и я понимаю, почему вы с
таким усердием внемлете его словам. Долг гостеприимства велит нам не обижать
кунака ни единым словом, даже если он ополчается на святая святых. Сделайте
людям добро, и аллах вознаградит вас стократно. Сделаем же и мы добро: не