"Ахмедхан Абу-Бакар. Ожерелье для моей Серминаз" - читать интересную книгу авторадома. А самое неприятное, что и помочь ей печем: укоротить-то - дело
простое, а вот удлинить никто уже не берется. Примерно то же бывает с пиджаком: с отца на сына переделать легко, а вот с сына на отца - простите! Нет уж, пусть на моем лице красуется нос, которым меня наградила природа. Я к нему привык. Да и мои друзья узнают меня по носу везде, в любой толпе. Он для меня то же самое, чем была для Ходжи тыква с гремящим в ней горохом, которую он привязывал к поясу в базарный день, чтобы не потеряться. Ко всему прочему с моим носом связано у меня немало воспоминаний. Сколько раз, задремав над верстаком, я вонзал в него свой граверный резец! Сколько раз, учуяв за три километра запах хинкала с чесноком, нос приводил меня помимо моей воли прямо к той сакле, где этот хинкал варили! Впрочем, если я стану и дальше рассказывать только о моем носе, то уподоблюсь нашему аульчанину Кишу, сыну Таила, который задумал отлить светильник, а получилась у него ступа для чеснока. Вернемся же к нашим хурджинам. Итак, моя мать и дядя наконец пришли в себя после моего сообщения. - Ну и племянничек, трижды три - девять! - воскликнул дядя. - Точь-в-точь отец! Тот тоже, бывало, молчком намазывал масло на ломоть курдюка. Он принялся расхаживать по веранде, как генерал, обдумывающий план решительного наступления. Но на кого? Был ли он доволен, что я избавил их от хлопот по выбору невесты, или собирался напасть на меня за мое самовольство? Тут дядя остановился передо мной, выставив ногу и выпятив грудь. - Так что же ты молчал до сих пор, негодяй! - снова закричал он. Надо сказать, что в устах дяди "негодяй" по отношению ко мне - самое любимое слово, по смысл ему он придает совершенно другой: что-то вроде в чужих устах. В нем я слышу и родственное отношение, и заботу обо мне, выросшем без отца. Впрочем, мало ли на свете слов, которые выражают порой совсем не то, что обозначают. Прислушайтесь-ка к речи ваших соседей - сами поймете! Поэтому я спокойно возразил: - А что, я должен был кричать об этом? Я совсем не собираюсь уподобляться той хохлатке, что кудахчет на всю округу, будто снесла звезду, а не простое яйцо, да еще с желтой скорлупой... - Да! Ты должен был кричать, вопить, чтобы все знали, что ты наконец стал взрослым мужчиной! - наступал на меня дядя, лихо покручивая усы. А усы у него весьма солидные, и служат они не только для украшения, но и помогают в деле. Он работает монтировщиком в художественном комбинате, и лучшего мастера по изготовлению черни в нашем ауле не сыскать. И тут усы его выполняют не менее важную роль, чем усики антенны на телевизоре: когда состав для чернения серебра начинает плавиться, из него капельками выделяется сера и оседает на усах, докладывая многоопытному мастеру, что чернь готова. - Да! Ты должен был кричать на весь аул, - продолжал он. - Ты мой племянник, сын моего брата, и если ты избрал себе девушку, то следовало оповестить всех, чтобы твою избранницу никто не посмел даже за глаза обидеть! - Не беспокойся, дядя, она и сама не даст себя в обиду! - сказал я, отлично зная нрав моей избранницы. - Кто же она? - спросила мать, которая хотя и позже, чем дядя, но тоже |
|
|