"Ахмедхан Абу-Бакар. Ожерелье для моей Серминаз" - читать интересную книгу автора

мысли об этом я чувствую, как мое сердце превращается в мельничное колотило,
потому что самое нелегкое в жизни - это видеть соперника в хорошем друге...
Но сейчас разговор не о нем.
Так вот и получается, что далекие девушки меня признали, а своя
аульчанка не желает и замечать, хотя чувства мои бушуют, как море в шторм.
Да, недаром, видно, чужое золото ярче блестит.
И все-таки мне двадцать лет. И мир открывается передо мной как
волшебная книга, к которой страшно приступить. Так и хочется немного
оттянуть наслаждение, которое предстоит.
Двадцать лет! Словно я стою на перекрестке тысячи дорог и не знаю, куда
идти. А время торопит, требует движения и увлекает меня за собой. Все вокруг
кажется необыкновенным, туман, что лежит в сулевкентском ущелье, похож на
белоснежный пуховик, дождь напоминает слезы радости, а радуга, кажется,
опирается концами в два дома - в наш и в дом Серминаз. Все радует меня: и
пес, что стоит сейчас на террасе, склонив голову набок, и с умилением
смотрит на мать, ожидая подачки, и дядя, который только что уничтожил целого
цыпленка и, вытирая бумажной салфеткой губы, приговаривает:
- Эх, и хорош был цыпленок! Даже косточек для собаки не осталось!
Никогда еще не ел с таким наслаждением! Да, так приготовить обед может
только Айша!


5

Айша - это моя мать. Дядя не упускает случая похвалить ее, будто
старается задобрить. Это продолжается уже пятнадцать лет. Во всяком случае,
я начал чувствовать это с пятилетнего возраста. И хотя какое-то непонятное
чувство гложет меня, когда Даян-Дулдурум глядит на мать преданными глазами
нашей собаки, я молчу. Я не пытался еще поразмыслить и понять, что же
кроется за этими нежными взглядами, за этим странным вниманием, и вывод мой
пока довольно беден: наверно, так дядя проявляет свои родственные чувства. К
тому же я воспитан в строгих правилах горской чести, которые не позволяют
задавать вопросы старшим. Хотя, надо признаться, старшие-то усердно
вмешиваются в мою жизнь.
Может быть, так это и положено, но чем больше они диктуют мне свои
правила игры, тем чаще я поступаю наперекор.
Я человек по натуре робкий, стеснительный. По мнению дяди, я не
способен даже взглянуть в глаза девушке. Он, конечно, преувеличивает мою
робость. Если бы это было так, разве сумел бы я выделить из многих моих
сверстниц самую лучшую? Но о том, что сердце мое уже отдано кому-то, родные
пока не знают.
С тех пор как появился у меня под носом первый пушок, мать стала
относиться ко мне как к взрослому. Но ей не нравится мой нос. Не только в
присутствии дяди, но и при посторонних она частенько приговаривает:
- Не будь твой нос похож на вылезшую из земли картофелину, ты мог бы
прослыть первым красавцем в Стране гор...
А дядя, вторя ей, вдруг хватает меня двумя пальцами за нос, который он
попросту называет паяльником, и, невзирая на то, что мне и больно и обидно,
восклицает:
- Да, жеребенок уже подрос, пора накинуть на него уздечку, а то, чего