"Ильдар Абузяров. Чингиз-роман" - читать интересную книгу автора

победы. Но сейчас я не вижу перед собой ничего. Мои глаза застилает туман.
И какая разница, кто я такой? Какая разница, кто я вообще, если я
способен на предательство. Способен свернуть со своей дороги, отклониться от
заданной цели. Способен менять направление своей души, как туча на ветру.
Какая разница? Если я не вижу улыбки на лице своего хана.
От одних этих мыслей у меня кружится голова, и мне не надо окна, чтобы
понять: на улице разразилась гроза. Я слышу, как клокочет ливень, бегущий по
трубам за моей спиной-стеной. И за стеной этой крепости.
Я не один год жил в степи, чтобы отличать настоящую воду от зловонной.
Даже с закрытыми глазами я вижу сверкание молний.
- Жень! - кричу я в ужасе. Я кричу "Жень", а не "цох" - "женщина". Это
уже странно, я зову ее по имени...
Она влетает в ванную со сверкающим взором.
- Гроза, гроза, настоящая гроза! - щебечет она пташкой в восторге. -
Самое время писать стихи. Ты пишешь стихи, ты любишь писать стихи? Я обожаю
писать стихи.
- Какие стихи! Дай мне скорее, женщина, какое-нибудь оружие, топор или
нож побольше, что у вас в доме есть из оружия?! Скорее! Я должен защищать
своего хана, я должен быть в эту минуту рядом с ним!
Женя широко раскрывает глаза.
- Скорее же, это же наказание богов, понимаешь? Боги не терпят
промедления!
Я почти физически ощущаю опасность, которая угрожает моему хану там, за
стеной. За стеной-чертой, которую мне надо перейти, чтобы оказаться рядом с
ним. Но я ведь уже предал его!
- Скорее, - ору я на Женю, - ну же, я должен смыть позор своей кровью!
И тут я вспоминаю про нож, как я мог забыть про свой собственный нож!
До чего я докатился, как низко пал! Я бы даже мог потерять его и не заметить
пропажи. Какой я после этого воин? - меня бьет злость на самого себя.
Женя с широко раскрытыми глазами пятится к двери.
- Вон! - кричу я. - Пошла вон!
Я достаю из кармана своих брюк нож. Раскрываю лезвие и подношу его к
вене.
- Нет! - с визгом Женя бросается на меня и выбивает нож.
- Ах ты, сука!
Женя хватает нож и выбегает из ванной.
- Пиши! - кричит она мне. - Пиши, и тогда твоя боль пройдет.
Вот дура. Как может пройти боль предательства?
- А ты попробуй, попробуй писать. Вот увидишь, у тебя получится.
- Что теперь мне писать? - спрашиваю я. - Писать о том, как я предал
своего хана, начав мыться? Заклеймить себя и своих потомков на века позором?
Рассказать всем о том, как я бросил своего хана одного в степи из-за женщины
в тот момент, когда за ним гнались враги? Написать о том, как я поехал за
женщиной Женей в то время, когда мой хан находился в смертельной опасности?
- Вот именно, - кричит она, вот дура, а потом открывает дверь и кидает
мне блокнот с карандашом, - напиши о том, о чем пишут все: о предательстве и
любви, о нежности и смерти.
Она говорит это и не видит: на моих глазах слезы. Она не видит, как
плачет мужчина, который не плакал с двух лет.
И тут я слышу голос своего хана, что ревом барса прорывается сквозь