"Алесь Адамович. Последняя пастораль" - читать интересную книгу автора

одного-единственного человека. Кто он, наш кормилец-поилец, мы не знали,
знали только, что он есть. Но, по-моему, они менялись каждые сорок восемь
часов. Главный должен был подтверждать свое право командовать приборами,
наговаривая им что-то. Как я понимаю, в этом был огромный соблазн для тех,
кто был рядом: ухитриться сказать слова раньше, записать свой голос,
оттеснив предыдущего. Где-то пришла и ушла очередь и моего отца... И он
куда-то исчез... У них там были сплошные перевороты, и всякий раз менялась
группа прихлебателей, тех, кого кормили-поили и кому давали дышать. Только с
железными палками - те, кажется, не менялись. Шныряли, как крысы, по темным
углам, выискивали вчерашних, чужих и вообще лишних. Потому что по темным
углам и среди трупов прятались и ничьи, ничейные, но они дышали, забирали
последний воздух. Переворачивали и мертвых, растаскивали трупы, а для
надежности им тоже доламывали черепа. О, эти звуки! А запах, он до сих
пор... сладкий такой...
Она невольно вытерла губы, рот.
Ну вот, так оно и есть: цветы и та дверь в скале за водопадом - не
здесь ли объяснение, ответ? На многое, о чем я давно догадываюсь.
- О чем все-таки она? - спросил гость, кажется предполагая (и,
возможно, справедливо), что в таком состоянии Она его не слышит.- Она что,
оттуда? - спросил еще раз напрямик и показал (не по нашим правилам) на
водопад.
Мы такие вещи, все, что тащит нас в прошлое, не только в разговорах, но
и в мыслях стараемся обходить.
А взгляд Третьего заскользил по горизонту, по нашему горизонту, а для
этого надо хорошенько запрокинуть голову. Мы, наш остров на дне глубокого
колодца или скорее воронки. Высокие стены из шевелящегося, затуманенного
мрака испещрены немыми бессчетными молниями, как трещинами. Молнии эти все
всегда только одного цвета - или огненно-красные, или синие, или желтые,
будто кто-то там, за прозрачным дымчатым занавесом, меняет, как в театре,
цветные стекла. Но это если смотреть на стены. А можно и не смотреть, и
тогда замечаешь лишь верхний, солнечный свет - на скалах, на цветах, на
падающей воде...
- Ничего не скажешь,- громко, слишком громко восклицает гость |-
поработали основательно! Там, наверное, и есть та самая зима, которой нас
пугали ученые. Сначала всего наготовили, а после пугали... Вот уж где
штормики - в кромешной тьме! Брр!
Весь вечер мы просидели под березками: костер, звезды над головой,
можно подумать, что на Земле все как прежде. Правда, ночью все на острове -
все предметы, вещи (и наши фигуры, лица) - фосфоресцирует от немых, "зимних"
молний, но это можно посчитать даже красивым. Тем более, когда в эту
фантастическую игру цветов, красок включен и Ее прекрасный, а сегодня
почему-то грустный профиль.
Где есть разыграться-поиграть всем цветам молний - так это на маслено
поблескивающих груди и спине нашего гостя: ночью еще заметнее, какой это
правильный треугольник, а зубы, яркая улыбка - то розовая, то голубая, то
желтая. Жрец, египетский жрец! Нет, мальчик-жрец: что-то очень юношеское в
этой его геометрической фигуре, не говоря уж об улыбке.
Еще засветло мы притащили побольше высохших водорослей для ночлега.
Гость таскал со мною на пару, Она их частью в пещеру затолкала (старые,
потертые пойдут в костер), а частью под березками распластала и даже легла и