"Алесь Адамович. Последняя пастораль" - читать интересную книгу автора

Янка Купала, "Яна i я".[2]


Коса протестующе звенит, как от удара по проволоке, сухо, скрежещуще,
внутри все сжимается, невольно сдерживаешь руку, хотя знаешь, что не по
железу, по стеблю растения бьешь. Стебли проволочно тонкие, а сами цветы
рыхлые и огромные, похожие на желтые грибы. Мокро и тяжело плюхаются на
землю, безнадежно сухую, каменистую, откуда только и влагу набирают,
напитываются? Видимо, ночную, пока мы спим. А сейчас, под первыми лучами
солнца, им уже душно. Возьмешь в руку шляпку цветка-гриба, сожмешь -
клейкое, липкое, белое польется по пальцам. И теплое, как живое из живого
тела.
Выкошу, и до самого вечера будет чисто, голо, одна стерня, как
металлическая щетка, но к утру снова - желтый плотный ковер из цветов. И я
снова воюю с ними: ссекаю, волоку, толкаю ногами, сгребаю к ущелью и
спихиваю вниз. Коса у меня индусская - это скорее серп на длинной насадке,
рукоятке, и нужен не взмах, не разворот плеча, как при обычной косьбе, а
вращательное движение от локтя. По этому принципу работал комбайн...
Нет, не цветы это. Она первая обнаружила. Когда побежала к ним в
неожиданно расцветшие утренние луга-травы, но поскользнулась на желтой
слизи, поднялась и обиженно повернулась в мою сторону: что это? за что?!
Теперь Она боится приближаться к цветам, уверяя, что несет от них падалью.
Тошнит Ее, всю выворачивает. Но это уже Ее фантазии. Никакого такого запаха,
разве что сырость грибная.
Я тоже знаю: это не цветы! Большущие сырые драконьи головы гневно
вздрагивают под моими ударами, а наступишь - свирчат, попискивают.
Напитавшиеся сыростью огромные скользкие грибы, маскирующиеся под цветы. А
что маскируется под грибы - это еще надо понять.
У многоплеменных индусов была легенда о драконе, с которым не
совладать, а лучше и не пытаться: из каждой капли его крови, упавшей на
землю, рождается еще один такой же многоглавый... Может, и с цветами то же
самое получается: ссекая, я тем самым сею, размножаю эту пакость?
Уродливо пышные и яркие, внешне похожие на эти, делали и продавали
когда-то возле городских кладбищ - поролоновые, закрепленные на проволоке
Если глянуть на наш остров со скалы - огромная желтая клумба. А в сторонке,
где наша семейная пещера,- прижавшиеся друг к дружке березки. Там сейчас
спит Она. Под утро Ей спится, как в детстве. Стараюсь закончить работу,
выкосить и убрать цветы хотя бы вблизи нашего жилья, пока Она не проснулась!
Проснется и, даст бог, не сразу вспомнит, что они здесь, поджидают Ее.
Радостная утренняя улыбка, которую я особенно люблю, дольше продержится на
заспанном теплом лице, на теплых, влажных губах...
В сознании, памяти цветы эти соседствуют с крысами, от которых прежде
спасу не было. Двух-, трехглавые, короткохвостые, огромные, как бобры:
смотрят, уставившись на тебя не двумя глазами-стекляшками, а четырьми,
шестью, внимательно, неотступно. Убегали неохотно, раньше камнями
нашвыряешься: пошла! пошли! Но в одну ночь все переменилось, монстры-крысы
исчезли, как и не было. Открыли мы глаза, выглянули из нашей пещеры - остров
будто повис в воздухе, излучая желтое сияние. О, как Она обрадовалась, как
побежала в ликующий этот цветник!...