"Павел Афанасьев "Спутник"" - читать интересную книгу автора

- Као! Ты пидорас! - от нечего делать говорил кто-нибудь из
"стариков".
- Ды-ы-а аа!! - восхищенно ревел Као, по-обезьяньи выгибая шею и до
отказа разевая рот, счастливый самим фактом внимания проявленного к его
персоне...
Као плохо говорил по-русски, хотя провел в Советском Союзе лет пять.
Раньше он уже работал в нашем отряде. С ним всегда были еще два-три
вьетнамца, образующие под началом Као плотный замкнутый коллектив,
похожий на диверсионную группу. Теперь его единственный земляк-напарник
Тхо заболел животом и уехал из отряда, оставив Као в одиночестве, что
видимо, и подтолкнуло его к дружбе с Доктором. Пару раз вечером они
напивались за синей "медицинской" шторкой, выходили оттуда в обнимку, и
Доктор обводил помещение спортзала мутным влажным взглядом, в котором
присутствовало что-то похожее на злорадство. Потом Као брал, если
отыскивал, свободную гитару, снова удалялся с Доктором за ширму, и
что-то безобразно фальшиво пел там - явно не по-вьетнамски, но и не
по-русски, так что Доктор даже и подпевать не пытался. Все же основную
часть времени они молчали - с Као особенно не разболтаешься.
Као прокорешился с Доктором дней десять. Потом словно отрезало,
перестали замечать один другого. Проворный и легкий, вьетнамец нередко
работал со мной на крыше.
- А - что- твой- друг- Док- тор? - осведомился я между прочим, во
время перекура.
- Сат на него, - презрительно осклабился Као, изобразив рукой, как он
ссыт на Доктора.
Причину размолвки я так и не узнал. Брошенный Као, Доктор снова
остался один.Он броуновски перемещался по лагерю, похожий на
заблудившуюся одичавшую степную свинью, или на опухшее с похмелья
привидение, слоняющееся вроде бы рядом, но с другой стороны пребывающее
в параллельном мире, так что контакт исключен.
Кончался Август. Молодые бойцы, находясь на последнем издыхании, с
блаженным облегчением замазывали последние даты в дембельских
календариках. Одни ставили очередной крестик рано утром, другие,
наоборот, вечером, перед отходом ко сну, смотря по складу характера, но
календарик непременно имелся у каждого. Срок истекал, пошла финишная
прямая. Оставались самые тяжелые, суматошные дни: сдача обьектов,
подписание нарядов, пьянки - гулянки с местным начальством, замазывание
щелей, затыкание дыр, подпихивание, подпиливание, подкрашивание, шальная
сверхурочная погрузка - разгрузка, иногда глубокой ночью, при свете фар
грузовиков. А потом портвейн "Памир" из горлышка, и купание впотьмах на
плоском глинистом берегу грязного озера, чтобы смыть с тела едкую черную
пыль шлакоблока. Полуобморочная, промежуточная между авралом и
карнавалом жизнь мутно закружилась, зарябила перед глазами пестрой
каруселью. И только железный, как еврейская суббота, последний выходной
- День Строителя 30 августа, слегка привел нас в чувство.Финишный рывок
в целом закончился, не считая сущей мелочи.
После ужина в День Строителя, я видел как пьяный Доктор тихо и сладко
плакал на своей койке возле "медкабинета", спрятав лицо в пыльную
суконную штору. Hаверное, подумал я, он плачет не от горя или досады, а
от щемящего предвкушения счастья; от мыслей о том, как всего через