"Анатолий Афанасьев. Московский душегуб " - читать интересную книгу автора

- Не понимаю, о чем вы? - Ее глаза восхитительно округлились. - О
каком Ване Сидоруке? Который в фильме "Неуловимые мстители" играет?
- Талант, вижу, незаурядный талант, но ведь этого мало. Как же так,
без прикрытия, без связей... Просто уму непостижимо. Ты мне знаешь кого
напоминаешь?
Покойного Гришу-снайпера. Уж как я его любил, никого, наверное, так не
полюблю. Его тоже ангелы небесные долго охраняли. Беззаветный, радостный
был стрелок. Как бы рожденный для вечных попаданий. Но где он теперь?
Давай-ка, детка, выпьем за его святую, неприкаянную душу.
Расчувствовавшись, Елизар Суренович сделал два крупных глотка прямо из
горлышка темной нарядной бутылки. Таня сказала:
- Вы чего от меня хотите, Елизар Суренович?
- Боже мой, вот она, старость. Уже тебе и скучно просто так посидеть
со мной, посудачить. Прежде-то, бывало, женщины так и льнули, так и ловили
каждое словцо. Но не такие, как ты, нет, не такие. Помельче, конечно. Хотя
были две-три... Эх, да что теперь... Но поработать хоть на меня
поработаешь? Не побрезгуешь?
Неожиданно метнул на нее темный, яростный, обволакивающий взгляд, тот
самый, от которого самые строптивые подельщики мгновенно приходили в себя и
задумывались о мимолетности текущей жизни. Таня даже не поморщилась.
Улыбнулась преданной улыбкой дочери, у которой отец заблажил с похмелья.
- Елизар Суренович, вы великий человек, я это знаю и хочу сказать вам
правду. У меня нет ни отца ни матери, я от них отреклась. У меня нет
прошлого и нет будущего. И настоящее призрачно, как мечты гимназистки.
Может быть, я исчадие ада, а может быть, и нет.
Но как бы то ни было, со мной вам придется забыть о своем величии. Вам
меня ни напугать, ни подчинить не удастся в том смысле, как вы привыкли с
другими. Забудьте об этом. Вы можете меня только убить. Мы оба знаем, как
это несложно. Так и убейте сразу, не обижусь. Или говорите по существу. Я
же не девочка по вызову.
Ее неожиданную отповедь, при которой она все же ухитрилась сохранить
любезную доверчивую мину, Елизар Суренович принял со вниманием и беззлобно.
Ему не было жалко потерянного времени. -Он уж и не помнил, чтобы
кто-то разговаривал с ним в таком тоне. Да и случалось ли это вообще? Она
была права: прихлопнуть ее нетрудно. Все равно что жужжащей мухе оторвать
головку. Но ему вдруг захотелось, чтобы она жила вечно, такая, какая есть,
какая сидит перед ним: в строгом английском костюме, с пухлыми губками, с
тайным ядом во взоре. Чтобы охладить запылавшее нутро, он запрокинул голову
и допил вино до дна.
- Когда-нибудь, - сказал, он мечтательно, - милое дитя, в этой же
комнате, на этом ковре ты станешь на колени и со слезами счастья на глазах,
с моего позволения займешься французской любовью. Это будет переломный
момент в наших отношениях. Потом мы подружимся и, возможно, я тебя удочерю.
- Если хотите, - насмешливо отозвалась Таня, - могу сделать это прямо
сейчас. Удовольствие недорогое.
Елизар Суренович хлопнул в ладоши, и в мгновение ока на пороге
возникла Маша Копейщикова, больше, чем обычно, взлохмаченная, в своей
законной фетровой шляпе, но туго обернутая вокруг бедер вафельным
полотенцем.
- Водки, - распорядился Благовестов, - и чего-нибудь закусить. Живо!