"Анатолий Афанасьев. На службе у олигарха" - читать интересную книгу автора

перевалочную базу, а уж после того, как дом взорвали, снеся большую часть
несущих конструкций, определили его на слом.
Прокололся Митя по-глупому. Последнее время в Москве он вёл рассеянную
жизнь мелкого добытчика. Подрабатывал то тут, то там, в основном на рынках и
вокзалах - подай, принеси, толкни - на побегушках у хачиков, но не
жаловался, на пиво и на плату за комнату хватало. Жил в полупьяной одури с
утра до ночи, как и большинство его сверстников, не прибившихся толком ни к
одной солидной группировке. Особенно и не жаждал прибиться, высоко ценя
личную свободу. В тот день ему повезло: раскатал двух залётных пожилых
бизнесменов на малолеток, подсунул им прыщавую тамбовскую Нюрку с подружкой
и слупил стольник чистоганом. "Зеленью", разумеется. Видно, у мужиков
свербило, раз клюнули, ведь такие, как шалопутная четырнадцатилетняя Нюрка,
на вокзале шли по двести-триста рублей за сеанс. Тем более что спидоносицы.
С деньгами Митя позволил себе плотный обедец в любимой харчевне близ
Даниловского рынка, а ближе к вечеру заторчал в скверике с незнакомым,
прилично одетым господином лет тридцати. Ему сперва померещилось, что опять
попёрла халява. Господин, назвавшийся Семёном, угостил его натуральным
"Мартелем" и туманно намекнул на приятное для них обоих дальнейшее
времяпрепровождение. По правде говоря, Митя был уверен, что наткнулся на
бродячего педика, и уже прикидывал, как половчее вытянуть аванс, а потом
крутануть динамо. Тут у Мити был богатый опыт. Обвести вокруг пальца
распалившегося педика намного проще, чем стибрить подгнившую грушу у
кавказца. Похоже, эта уверенность его и подвела. Он расслабился, дымил
травкой, попивал сладкий коньячок, а когда педик завёл речь о политике,
охотно ему поддакивал и сам не заметил, как приблизился к опасной черте.
Семён, яростно сверкая глазами, нещадно крыл и глобализацию, и поганых
американцев, и весь миротворческий корпус, который распоясался и ведёт себя
в столице как в борделе. "Надеюсь, Митя, ты патриот?" - сурово
поинтересовался обличитель, и в ответ Митя обиженно ударил себя в грудь
кулаком. Педик долил в пластиковый стаканчик остатки коньяка, подождал, пока
Митя выпьет, и, оглянувшись по сторонам (уже темнело), тихо спросил:
- Про крестоносцев случайно ничего не знаешь?
Тут бы Мите спохватиться, уразуметь, что к чему, но в нём играл коньяк,
вот он и нагородил с три короба. Ни про каких крестоносцев он, естественно,
слыхом не слыхивал, решил, что речь идёт о какой-то религиозной секте, но
торжественно заявил, что эти самые крестоносцы ему как родные братья и если
Семёну требуется рекомендация...
После этого заявления педик Семён изменился в лице, посмурнел, достал
из кейса, где до этого у него был коньяк, штатовские браслеты и нормальным,
не педерастическим голосом объявил:
- Всё, парень, спёкся... А ну, давай лапки.
Митя не сопротивлялся, сознавая, что слишком пьян и выйдет только хуже.
Новый знакомый, оказавшийся сексотом, отвёл его в ближайший полицейский
участок, где с него сняли показания, установили личность, адрес и слегка
отволтузили для профилактики, выбив два передних зуба. После чего заперли в
клетке до утра.
Среди ночи он почувствовал, что у него разрывается мочевой пузырь, и
кое-как уговорил дежурного полицейского отвести его в сортир. И тут ему
повезло: дюжий детина с медной американской бляхой на груди оказался ещё
пьянее, чем Митя был несколько часов назад, и, выйдя из сортира, Митя