"Сергей Агафонов. Человечина " - читать интересную книгу автора

деревенским. Пока деревенские ее лопали, пуганы ходили по домам и дворам и
прихватывали все, что приглянулось. Никто им в этом не препятствовал.
Один Татай время от времени отвлекался от восстановления своего жилища,
чтобы шугануть пуганов и обегал односельчан с увещеваниями, что, мол,
поспешили они забить на нынешнее свое бытие, ведь Цуна сама не понимает -
понесла она или нет.
Действительно, Цуна, как ни в чем не бывало, ходила в лес собирать
съедобные плоды и коренья, на речку ловить рыбу и раков, ковырялась в
огороде в поисках посеянных по весне корнеплодов, ухаживала за домашней
живностью, затеяла вывести вшей у Татая, для чего мазала его по три раза на
дню керосином.
Но это никого ни в чем не убеждало. Повальное ожидание
светопредставления продолжалось.
Остроухие лизуны и их признанный вожак Наяп презирали и одновременно
жалели соседей и родичей за такое глупое поведение. Но что поделаешь. Не
всем дано, окуклившись, выйти затем на вселенские просторы остроухими
перепончатокрылыми долгоносиками. Большинство все же превращается, еще
хорошо, если в бородавочников, как Татай, или в чесапелей, как его жена
Цуна, а то, ведь навсегда остаются тапирами, древопийцами и козоблюдками,
что, вообще странно - колдовать обучены все.
Однажды лизуны собрались за околицей, чтобы погасить солнце и заодно
потолковать о последних деревенских событиях. Только встали, сцепившись
крыльями в круг, и начали топтание против солнца как из-за ближайших
зарослей орешника выглянула бабушка Наяпа - Янга.
Причиной, оторвавшей почтенную козоблюдку от сладостного ожидания
светопредставления, были частые визиты ее младшего сына Татая. Он являлся к
матери с увещеваньями не лопать хань и заняться личной гигиеной, а так же
домашней экономикой так как лоно Цуны пока никаких обнадеживающих сигналов
не подает и одновременно рассказывал подробности событий предваривших их
столь знаменательное для всей деревни соитие. Мимоходом Татай разобрал
родительский хлев и свел их мерзотов к себе на двор.
В результате старуха сделалась в обиде на внука за его иронические
высказывания в отношении деда. Эта обида действовала на нее сильнее, чем
долгожданная беременность Цуны. Поэтому Янга оставила Пачу лежать и лопать
хань в тенечке, а сама побежала сживать Наяпа со свету.
"Хорошо бы" - думала она по дороге - "и друзей его сжить..." При этом
ее бурый морщинистый пятачок покрылся жемчужным потом, а пот благоухал
сиренью.
Остроухие начали обмениваться жвачкой из глины, банановых листьев и
крупной соли, чая необыкновенного возбуждения без которого солнце не
погаснет.
Янга, уразумев чего удумали огольцы, бросилась со всех ног в деревню к
колдуну по имени Фуема. Бабка так ловко перепрыгивала через ямы, что нарыли
беспризорные теперь пучеглазые коги, что зловонные блестящие щаповеи вместо
того, чтобы оплестись вокруг двенадцати ножек Янги и не дать ей сойти с
этого места пока не расскажет сказку, довольно загукали и встали в стойку
прихода.
Фуема, наханившись, крепко спал. Пришлось козоблюдке пустить колдуну в
нос газы. Фуема побледнел и проснулся. Собрал свои щеки с земли, подобрал
живот и спросил: