"Гюлюш Агамамедова. Эмигранты " - читать интересную книгу автора

на открывающуюся перед ним панораму. Центральная площадь города, предмет
вожделения всех оппозиционеров, расстилалась перед ним. Ярко светило
солнышко. Чирикали невесть откуда взявшиеся птички. В скверике напротив,
рядом с памятником Физули гуляли взрослые с детьми. Те старались подойти
поближе к брызгам фонтана. Нервные мамочки уводили их подальше от фонтана,
чтобы не запачкали нарядную одежду и от торговцев, в изобилии населявших
сквер. Площадь менялась несколько раз уже на памяти мужа. Убрали трамвайную
линию. Снесли много маленьких домишек, в которых располагались
парикмахерская, баня, была даже лавка, где продавали керосин. Как всегда
пришлось преодолевать сопротивление и инерцию людей. Им казалось, что было
лучше. С трамвайной линией и старыми покосившимися домишками ушла их
молодость. А площадь похорошела, как и весь город. Расцвели цветочные
клумбы, зажурчали фонтаны. Появились современные башни. Одна из них, в
которой размещается Национальный банк, поражает воображение массивной
золотой дверью, открывающей вход в сокровищницу Али-бабы. Сорок разбойников
не пройдут мимо, обнаружив такое великолепие.
Многие уехавшие вспоминали свой город, свою площадь и при случае
интересовались у вновь прибывших эмигрантов, а как там, у нас. Они
продолжали говорить у нас, наш город. Осталась ли цела наша знаменитая баня
или любимое кафе? Искренне расстраивались, если выяснялось, что нет. В
Нью-Йорке мелькают машины со старыми бакинскими сериями номеров АЗИ, АГУ. По
номерам можно определять причастность их владельцев к Баку и не сомневаться
в ностальгии по родному городу. Быть уверенным, что они иногда вспоминают
родной город, отдаленно схожий с сегодняшним.
Всю неделю жена продолжала собираться, а муж становился все задумчивее
и молчаливее. В воздухе пахло скандалом. Когда в очередной раз жена
запричитала над подсвечниками, подаренными им на свадьбу, муж не выдержал:
- Я никуда не еду. И тебе не советую. Я остаюсь здесь у себя, где
плохо, голодно, проблемы с водой, электричеством. Все берут взятки, врут
тебе в лицо, попрошайничают. Согласен, так жить нельзя. Я ненавижу себя и
других, живущих этой жизнью. Я не могу объяснить почему, но знаю точно, что
там мне будет еще хуже. От сознания, что я не смог изменить к лучшему
существование у себя дома, я все время буду тосковать и думать о том, какое
я ничтожество. Я буду возвращаться мысленно в прошлое и представлять, как бы
я мог поступить, чтобы избежать сделанных ошибок. Я стану сравнивать
отношения между людьми там и здесь. Я знаю, что здесь много лицемерия,
половина высказанных в мой адрес добрых чувств, сплошной обман. Там никто не
будет щадить моего самолюбия и ждать от меня выгоды и может я узнаю чего
стою. Я не хочу знать себе цену. Мне довольно того, что ты любишь меня или
делаешь вид, что любишь. У меня есть родные. Ты скажешь, что они
заинтересованы во мне, только когда есть что урвать? Это правда, но мне все
равно, слышишь, все равно. Я согласен умереть здесь, у себя последним нищим,
но я никуда не уеду.
Жена прервала трагический монолог своего мужа.
- Эту фразу когда-то очень давно сказал мой прадед, после того как его
лишили всего имущества, а имущества у него тогда было гораздо больше, чем у
нас с тобой теперь. Знаешь его дальнейшую судьбу?
- Знаю, ты как-то рассказывала мне. Он умер глубоким стариком у себя на
родине в совершенной нищете.
- И ты хочешь повторить его судьбу? Мужчина подошел к женщине, взял из