"Гюлюш Агамамедова. Святой Макс " - читать интересную книгу автора

об избавлении от существования, превратившегося в кошмар, читалась в его
глазах. "Потерпи, дорогой, недолго тебе осталось", - подумал Макс. И тут же
произнес мягким, ласкающим слух баритоном:
- Немного терпения и господин Марк Рандлер, я не ошибся?
- Нет.... не ошиблись. Удивительно, как Вы меня узнали? - просипел
старик.
- Скоро, совсем скоро господин Марк Рандлер пойдет на поправку и уйдет
из нашей клиники. А мы все ему поможем скорее подняться на ноги, - заметив
чрезмерные усилия старика, пытавшегося что-то ответить, Макс поспешил
завершить беседу, - не отвечайте, расслабьтесь, Вам нужно отдохнуть и
набраться сил, - последние слова Макс произнес шепотом.
Весь следующий день Макс старался облегчить страдания господина
Рандлера. Самому себе Макс не смог объяснить причину симпатии к умирающему
старику. Много позже анализируя свои чувства, он признал, что старик
абсолютно не цеплялся за жизнь. Все назначения врача, Макс исполнял с
большой тщательностью, отдавая себе отчет в том, что ничто не сможет вернуть
Марка Рандлера к жизни. Правда, можно почти бесконечно длить состояние,
пограничное между жизнью и смертью. Наука дошла до такого уровня цинизма,
когда признаки жизни, при определенных болезнях, возможно сохранять, как
угодно долго. Для того, чтобы назвать пациента, находящегося в подобном
положении живым, требуется широта взгляда. При поступлении в клинику Макс не
задавался подобными вопросами. Он не задавался вообще никакими вопросами. Он
выполнял назначения врача и радовался тому, что ему не приходилось
выслушивать особенных нареканий, и, появилась возможность безболезненно
тратить деньги на уикенды и ненужные, но такие завлекательные безделушки. С
появлением в клинике Марка Рандлера, у Макса в голове произошел переворот.
То, что было очевидным и не требовало разъяснений, внезапно, за какие-то
сутки, стало невероятно сложным, непонятным и спорным. Господин Рандлер
походил на других пациентов клинике во всем, что касалось бренности
человеческой оболочки. Он испытывал такие же страдания, как и другие
больные. Его отличало от других ясное сознание бесполезности проводимого
лечения, и, самое главное: измученные, страдающие глаза, Марка Рандлера,
казалось, видели то, что не дано видеть человеку, находящемуся в добром
здравии. После очередной особенно тягостной процедуры, Марк, вдруг медленно
заговорил, задыхаясь и прерываясь на отдых:
- Макс, я помню, Вас зовут Макс... Не удивляйтесь, что такой
маразматик, - слово далось Марку с трудом, но он медленно выговорил его, как
я, помнит ваше имя... Я запомнил его, потому, что оно похоже на мое...,
немного. Марк, я хочу попросить у Вас об одолжении. О большом одолжении... Я
знаю, что Вам будет нелегко принять решение... И я кое-что придумал, что
облегчить Вам муки совести. Я прошу, я умоляю Вас сделать мне сегодня
вечером, по моему знаку, инъекцию морфия...
- Вам не нужно меня об этом просить. Врач назначил Вам наркотики. Я и
так сделаю вам укол, и Вы сможете прекрасно отдохнуть. - Макс широко
улыбнулся одной из своих разнообразных дежурных улыбок.
- Я знаю, дорогой Макс... Вся надежда на Вас. Только сейчас начинаю
понимать, что человек, по сути, одинок... Он приходит в мир чаще всего один,
пытается всю жизнь прилепится к кому-нибудь, и уходит, совершенно точно,
один... Макс, я прошу Вас! Дайте мне возможность уйти так, как того хочется
мне. Не могу больше выносить все эти унизительные для меня процедуры...