"Эмиль Ажар. Голубчик (роман) " - читать интересную книгу автора

раз он-то не смеялся. Мне всегда странно видеть негра во франкоязычной
форме--из-за мадемуазель Дрейфус, моей мечты, с ее мягким говором
колониальных островов. Но я не дрогнул, достал из бумажника стопку, как
говорят мои сослуживцы, "семейных фотографий" и вытащил первую попавшуюся:
Голубчик расположился у меня на плечах и прижался головой к моей щеке - это
мой любимый снимок, - вот уж действительно предел мечтаний и содружество
миров.
На других снимках Голубчик у меня на кровати, на полу радом с
тапочками, на кресле - я всем показываю, не из хвастовства, а просто чтобы
заинтересовать.
--Х. Смотрите, - сказал я. - Понимаете теперь, что это недоразумение.
Речь не обо мне, а о самом настоящем удаве. А эта дама, хоть она и
иностранка, но должна бы отличать, где удав, а где человек. Тем более что в
моем Голубчике два метра двадцать сантиметров.
- В каком Голубчике? - переспросил комиссар.
- Так зовут моего удава.
Полицейские снова заржали, а я рассвирепел не на шутку, до испарины.
Я жутко боюсь полиции - из-за Жана Мулена и Пьера Броссолета. Может, и
удава-то завел отчасти для маскировки, чтобы отвлечь от них внимание. Любой
запал быстро догорает. Если я почему-либо попаду под подозрение и ко мне
придут с обыском, то сразу наткнутся на двухметрового удава, который
бросается-таки в глаза в двухкомнатной квартирке, и не станут искать ничего
другого, тем более что в наше время о Жане Мулене с Пьером Броссолетом и
думать забыли. Говорю об этом из соображений конспирации, необходимой в
городе с десятимиллионным населением.
Это не считая зародышей, а я к тому же всецело разделяю мнение
Ассоциации врачей о том, что жизнь начинается еще до рождения, и в этом
смысле надо понимать эпиграф, позаимствованный из заявления, с которым я
солидарен.
Комиссар предъявил фотографии стихийной эмигрантке, и она вынуждена
была признать, что видела именно этого, а не какого-то иного Голубчика.
- А вам известно, что на содержание удава требуется особое разрешение?
--
спросил меня комиссар отеческим тоном.
Тут уж я сам чуть не рассмеялся. Что-что, а документы у меня в ажуре.
Ни одной фальшивки, как бывало при немцах. Все подлинные, как при французах.
Комиссар был удовлетворен. Нет ничего отраднее для сердца полицейского, чем
исправные документы. И это естественно.
- Позвольте спросить вас чисто по-человечески, - сказал он, - почему
вы за
вели удава, а не другое животное, более, знаете, такое?..
- Более какое?
- Ну, более близкое к человеку. Собаку там, хорошенькую птичку вроде
кана
рейки...
- По-вашему, канарейка ближе к человеку?
- Я имею в виду привычных домашних животных. Удавы, согласитесь,
как-то
не располагают к общению.
- Такие вещи не зависят от нашего выбора, господин комиссар. Они