"Белла Ахмадулина. Много собак и собака " - читать интересную книгу автора

чья траектория отчетливо чернела на свету, пронзала затылок Шелапутова,
взрывалась там, где обрывок цепи, и успевала контузить окрестность. Он
сладострастно посылал взгляд и не мог прервать этого занятия, но и Шелапутов
сильно смотрел на Пыркина.
Следуя к автобусной станции, Пыркин схватил каменья гор вместе с домами
и огородами и запустил ими в иноплеменную нечисть собак и детей, во всю
дикоязыкую прустовую сволочь, норовящую бежать с каторги и пожирать фейхоа.
- Вот что, брат, - сказал Шелапутов. - Иди туда, не уступай Рыжему
прощальной улыбки нашего печального заката. А я поеду в город и спрошу у
тех, кто понимает: что делать человеку, который хочет уехать вместе со своею
Собакой.
Пес понуро пошел. Шелапутов не стал смотреть, как он стоит, опустив
голову, пока Рыжий, наскакивая и отступая, поверхностно кусает воздух вокруг
львиных лап, а Ингурка, в поддержку ему, морщит нос и дрожит верхней губой,
открывая неприязненные мелкие острия, при одобрении всех второстепенных
участников.
Не стал он смотреть и на то, как Гиго ловит смеющуюся Кетеван. Разве
можно поймать свет, золотой столбик неопределенной пыли? - а вот поймал же и
для шутки держит над прибоем, а прибой для шутки делает вид, что возьмет ее
себе. Но она еще отбивается, еще утекает сквозь пальцы и свободно светится
вдалеке - ровня лучу, неотличимая от остального солнца.
Престарелый автобус с брезентовым верхом так взбалтывал на ухабах
содержимое, переме-шивая разновидности, национальности, сорта и породы, что
к концу пути все в нем стало равно потно, помято и едино, - кроме Пыркина и
Шелапутова.
Вот какой город, какой Афинно-белый и колоннадный, с короной сооружения
на главе горы; ну, не Парфенон, я ведь ни на что и не претендую, а ресторан,
где кончились купаты, но какой любимый Шелапутовым город - вот он идет,
богатый чужеземец, владелец выспренних изли-шеств пальм, рододендронов и
эвкалиптов, гипса вблизи и базальта вдали. Лазурный, жгучий, волосатый
город, вожделеющий царственной недоступной сестры: как бы смял он ее
флердоранж, у, Ницца, у!
Шелапутов, направляясь в контору Кука, как и всегда идучи, до отказа
завел руки за спину, крепко ухватившись левой рукой за правую. Зачарованный
Пыркин некоторое время шел за ним, доверчиво склонив набок голову для
обдумывания этой особенности его походки, и даже говорил ему что-то
поощрительное, но Шелапутов опять забыл замечать его.
Сподвижники отсутствующего Кука, до которых он доплыл, на этот раз без
удовольствия, по извилинам очереди, брезгливо объяснили ему, что нужно
делать человеку, который хочет уехать вместе со своею Собакой. Все это не
умещалось во времени, отведенном Шелапутову, а наморд-ник, реставрация
оборванной цепи и отдельная клетка для путешествия та вовсе никуда не
умещались.
Устав и померкнув, Шелапутов пошел вдоль набережной, тяготясь
неподъемной величиной неба, гор и снующей жизни. Море белесо отсутствовало,
и прямо за парапетом начиналось ничто. Урожденный близнец человеческой
толчеи, слоняющейся, торгующей, настигающей женщин или другую добычу, он
опять был совсем один и опирался лишь на сцепленные за спиною руки.
Усевшись в приморской кофейне, Шелапутов стал смотреть, как грек Алеко,
изящный, поджарый, черно-седой, ведает жаровней с раскаленным песком.