"Михаил Ахманов. Массажист" - читать интересную книгу автора

- Наверное, старые мастера. Да, старые... У них есть одно достоинство -
реализм. Понимаете, Кент и Рерих рисовали так, как виделось персонально им,
а я люблю чтоб было как на самом деле. Так, как вижу я. Вот, к примеру...
Он стал описывать пейзаж с деревней на горном склоне, с церквушкой за
ручьем, с дорогой, уходящей к перевалу, с двумя вершинами, похожими на
рыцарские замки, и панорамой гор - мрачных, диковатых, придавленных тучей,
что нависала над ними клубящимся темным пологом. Глухов слушал, прикрыв
глаза и стиснув зубы; кровь быстрыми толчками билась в висках, и от того
звучавший над ним голос казался надтреснутым, прерывистым, будто мигание
стробоскопа.
Бурдон... Возможно, не Бурдон, но, без сомнений, картина, похищенная у
Надеждина... С подробным точным описанием... Выходит, видели ее не раз...
Снимали, вешали, разглядывали, любовались...
Он не мог ошибиться. В том, что он слышал, звучали не восхищение и
трепет зрителя, а более жесткие, властные ноты. Хозяйская речь, подумал он,
стараясь не выдать себя ни словом, ни жестом.
Пальцы, плясавшие на его спине, замерли, потом отдернулись.
- Все, Ян Глебович, - произнес Баглай. - Когда теперь придете? Может, в
понедельник?
- В понедельник так в понедельник, - откликнулся Глухов.

Глава 16

День выпал не из лучших.
Утром, когда Баглай стоял на крыше и всматривался в розовеющие облака,
его внезапно охватило странное предчувствие. Будто за ним наблюдают - без
неприязни, без симпатии, но холодно, бесстрастно, изучающе, как человек
глядит на муху, которую вот-вот прихлопнет. Казалось, этот взгляд буравит
спину, подталкивает к пропасти, повелевает - прыгни! Однако каким-то
неведомым чувством Баглай ощущал, что в этот раз прыжок сулит не бесконечное
блаженное падение, но быстрый недолгий полет и сокрушительный удар. Будто
чья-то чужая воля портила привычную игру, вмешавшись в нее непрошенным и
нежеланным партнером.
Он старался не глядеть вниз, на деревья и темную, еще влажноватую
землю, на аллеи парка, посыпанные гравием, на ненавистных собачников и их
питомцев, которые скалили зубы, скулили, рычали и рвались с поводков. Он
смотрел на небо, стараясь представить, что поднимается к облакам и парит
среди них, невесомый и легкий, словно пушинка.
Но это не помогало. Чужой взгляд подталкивал к бездне, к падению, к
небытию...
Баглай досадливо поморщился и отступил от края крыши. Потом спустился
вниз и сделал то, что делал по утрам лишь в редких случаях: отпер дверь
своей второй квартиры, вошел, уселся у круглого столика в стиле ампир и
просидел так с четверть часа, разглядывая нефритовую вазу, синий персидский
ковер с голубыми узорами, клинки, тарелки, статуэтки и картины - с
венецианской лагуной, с рекой и мельницей, с развалинами греческого храма и
с панорамой гор - возможно, Альп, возможно, Апеннин.
Сегодня этот пейзаж действовал на Баглая с особой успокоительной силой.
Было приятно сознавать, что горы - а главное, пропасти на полотне -
подвластны ему во всем, что он их владыка и повелитель и может уничтожить