"Михаил Ахманов. Куба, любовь моя ("Забойщик" #2) " - читать интересную книгу автора


Забойщики спят мало и спят чутко. Лично мне хватает четырех-пяти часов,
с двух ночи до шести-семи утра. В прежние годы я увлекался чтением; собрал и
осилил все романы о вампирах, какие выходили на русском языке, поражаясь
выдумке авторов, а также их наивности, ибо - к счастью для них! - никто из
писательской братии с натуральным упырем дела не имел. Во всяком случае, в
тот период, когда они сочиняли свои истории, иначе роман остался бы
недописанным. Много я таких книжек прочитал, но это уже в прошлом. Теперь я
не листаю ночами страницы, а нахожусь, как подобает персоне, обремененной
семьей, на супружеском ложе, под боком у ласточки. Она спит долго и крепко,
а я гляжу на чудное ее лицо, слушаю, как она дышит, касаюсь ее шелковых
волос и размышляю о том, как мне повезло. Ей, впрочем, тоже - все-таки я, и
никто иной, сделал ее из вампира человеком. Спасибо Лавке и голубым пилюлям!
В общем, в ночь после облавы она уснула сразу, как до постели
добралась, а меня в сон что-то не тянуло. Я вычистил клинок и сел у окна,
глядя на звездное небо. Наш номер был на втором этаже, в той части дворца,
что обращена не к городу и площади, а к живописным скалам, но любоваться ими
я не мог - они тонули в бархатной тьме южной ночи. Так что я смотрел на
небеса и удивлялся тому, какие на Кубе яркие звезды - ярче, чем в Турции,
Греции и Испании, не говоря уж о московских. Здесь понимаешь, что звезды
вовсе не мелкие точечки в небесах, а гигантские светила. Они пылали в
космосе миллиарды лет до нас и будут пылать еще столько же, до той поры,
когда Вселенная сожмется в крохотный шарик. О нас к тому времени не будет ни
воспоминаний, ни праха, ни даже какой-нибудь там молекулы ДНК.
Так я сидел, слушая пение цикад за окном и тихое посапывание ласточки,
и размышлял о вечном и нетленном. Подходящее занятие для человека,
посвященного в Великую Тайну вампиров! Эта Тайна гласит - если, конечно,
графиня Батори меня не обманула, - что Страшный суд уже случился и всем нам,
живым и мертвым, вынесен суровый приговор: оставаться в преисподней
реальности, в этой юдоли слез и печалей, без всякой надежды на милость и
прощение. Может, оно и в самом деле так... Но, с другой стороны, к чему мне
это прощение? К чему божьи милости и райские кущи? Ласточка со мной, клинок
и "шеффилд" тоже, и этого вполне достаточно.
Цикады внезапно смолкли, и теперь я слышал только дыхание Анны. Мне
нужно немногое, чтобы насторожиться; собственно, я всегда настороже, это мое
естественное состояние. Такой врожденный рефлекс у Забойщиков, как
утверждает магистр.
Рука сама собой потянулась к обрезу. Сжимая ружье, я бесшумно поднялся
и встал сбоку от окна. Ствол был ледяным, и слабая ментальная аура, совсем
незаметная еще секунду назад, защекотала мои извилины. Очень знакомый запах!
Я ощущал его не далее чем прошлым днем в ущелье Сигуэнца.
Присев, я дотянулся до кровати и сдернул с Анны покрывало. Нулевой
результат. С тем же успехом я похлопал ее по руке, дернул за голую ногу и за
краешек ночной рубашки. Пришлось прибегнуть к крайним мерам. К каким именно,
я не скажу, чтобы не выдавать секретов супружеского ложа. Анна отмахнулась,
пробормотала: "Нет, не сегодня, милый... Я такая усталая..." - но все же
глазки ее приоткрылись.
- Проснитесь, сеньора, - шепнул я. - По делу бужу, по делу, не для
любовных утех.
Есть у моей супруги неоценимое качество: в критические моменты она