"Азиза Ахмедова. Апшеронская баллада " - читать интересную книгу автора

выдержать агрессивный характер бабушки, как говорится, пройти с нею по
дороге до конца. Всю свою любовь и нежность он перенес на детей.
Особенно любил дедушка маму.
- Дочка в меня пошла и характером, и лицом, - часто с гордостью говорил
он.
Мама была дороже и ближе ему всей остальной родни. Рассказывают, что,
когда мама вышла замуж, дед очень тосковал, места себе не мог найти, все
валилось у него из рук. Он рад был любому предлогу, чтоб навестить маму. А
после моего рождения почти переселился к нам. Домой к себе уходил с
неохотой. Я почти не помню сказок бабушки, но до сих пор в ушах у меня
звучат тихие колыбельные баяты деда.
Бабушка на все это смотрела с явным неодобрением; по обычаям старины,
дед вел себя по меньшей мере странно. Не принято было, чтобы мужчина каждый
день навещал дочь. А уж чтоб мужчина нянчил внучку?!..
Дед выслушал все эти упреки молча и, никак не реагируя, продолжал
бывать у нас.
Я не помню, чтобы дед с бабушкой когда-нибудь ссорились, ни разу не
слышала их повышенных голосов. Но это вовсе не значило, что в доме царил
мир. Дед оставался самим собой, не возражая бабушке, и поступал так, - как
ему подсказывало сердце. Бабушка даже не замечала, что - постоянное
напряжение в доме, насыщенность атмосферы грозовыми разрядами сказывались на
здоровье старика! И однажды он слег. Навестить его пришел старый друг. Они
долго сидели вместе, вспоминали детские годы, людей, которых уже не было. По
всему было видно, что деду с другом хорошо: бледное лицо порозовело, руки,
лежавшие неподвижно на одеяле, вновь ожили, задвигались, помогая словам, в
глазах затеплился свет. Только бабушка все нервничала, хмурилась и даже
стакан чая гостю не предложила. Тогда я сама догадаласьзаварила чай, разлила
по стаканам и подала старикам. "А сахар?" - взглядом напомнил мне дедушка.
Кинулась я - нет сахара. Оказывается, бабушка спрятала сахар и даже забрала
наколотые кусочки из сахарницы. На мою просьбу она зло зашипела и глазами
показала, чтоб я убиралась прочь. Я отошла, но все переживала, как же гость
будет пить чай без сахара? И вдруг меня осенило - я вспомнила сушеный инжир.
Эти кружочки бабушка с недавних пор прятала в сундук. Украдкой я вытащила
горсть инжира, положила в сахарницу и подала на стол.
- Спасибо, внучка, - спокойно сказал дед, но я знала, каких усилий
стоит ему это спокойствие.
- Сушеный инжир - королевское лакомство, - стараясь облегчить
замешательство деда, заметил гость и с наслаждением стал пить чай.
Дедушка, мой дорогой, все понимающий дедушка, улыбнулся мне глазами, во
взгляде его было столько тепла, благодарности, что я, боясь расплакаться
(мне было обидно за деда), выбежала из комнаты.
Гость еще долго сидел с дедушкой, они тихо беседовали о том о сем, даже
стихи какие-то вспоминали, потом гость, степенно откланявшись, ушел. В
комнате наступила гнетущая тишина; бабушка делала вид, что занята работой. И
вдруг в этой тишине я впервые услышала негромкие слова деда:
- Я никогда не прощу тебе этого...
Голос его дрогнул, глаза повлажнели... Я поняла, чего стоила дедушке
эта решительность. Бабушка оскорбила в нем самое святое - закон
гостеприимства, радость встречи со старым другом. Нет, ей не стало стыдно за
свою жадность, за неловкость перед посторонним человеком, за боль,