"Исмаил Ахмедов. Служба в сталинском ГРУ И побег из него " - читать интересную книгу автора

письму, арифметике и таджвиду. Тем не менее, ее не учили русскому языку,
которого мой отец знал весьма ограниченно.
Несмотря на прошедшие годы, никогда не забуду, какая моя мама была
тонкой и очень красивой женщиной. Также не забуду, какой она была нежной и
приветливой. Это было не мягкость. Мать была действительной передовой
женщиной своей эры и местности. Она умела стрелять и ездить верхом на коне
как мужчина. Она умела также варить все, что она любила. Стройная, она
должна была быть роста 1, 55 м. Она была светлой с голубыми глазами, со
светлой кожей и волосами золотого цвета. Эти волосы были для меня
удивительным предметом. Она плела их до талии в два длинных ряда. В
праздники, как это было модно тогда, он прикрепляла ряд золотых и серебряных
монет к концу каждой своей пряди. В завершение наряда она на каждую руку
надевала набор золотых и серебряных браслетов с драгоценными камнями, не
крупными, но настоящими из рубина, жемчуга, александрита, аметиста. Какая
она была тогда обворожительной и как мы все были горды за нее!
Когда я был очень маленьким, мама, как все женщины, одевала чапан. Он
был красивым, цвета радуги, покрывающий ее с головы до пяток и лишь с одним
разрезом для глаз. Он покрывал не только ее любимое лицо, но был громоздким
и обременительным. Когда мне было шесть или семь лет, отец откликнулся на
прогрессивные учения крымских татар больше чем словами и преподаванием. Он
снял чапан с матери раз и навсегда. С этого времени она одевалась так, как
делали татарские женщины до тех пор, пока нашу религию не одолело ханжество.
С тех пор до ее смерти ее одежда в рабочие дни состояла из плиссированной
блузки из хлопка или шерсти и юбки из подобных же материалов, разумеется,
длиной до земли. В праздники она блестела в яркой шелковой блузке и юбке, с
золотыми монетами, заплетенными в складки ее блузки. В такие праздники
голова моего отца была яркой как его тюбетейка со многими цветами и с
замысловатыми узорами.
Как я говорил, мать была удивительной поварихой. Она была хороша по
части русских блюд, борща, супа, пирожков, но она была превосходна с
татарскими блюдами. Больше я никогда не пробовал или попробую что-либо
подобное ее перемячам, сделанных из рубленной баранины, покрытой тестом и
жареными в масле, или белеша, покрытого пирога из кролика, картофеля, риса и
морковки, испеченного в печи. И для нас, детей, она всегда имела чак-чак,
смесь сваренной в масле кусков теста и меда, весьма липкое, но очень вкусное
угощение.
Мы всегда ели на деревянном полу, покрытом ковром. Еда всегда
начиналась с умывания рук теплой водой и мылом с последующим вытиранием
полотенцем. Затем мы молились. Обычно молитву произносил отец. Когда он был
в отъезде, то это делала мама до тех пор, пока мне не исполнилось восемь,
когда я взял эту функцию на себя, к тому времени успев выучить наизусть
несколько частей из Корана. Увы, не так хорошо я знаю его сегодня. У нас
было немного ножей и вилок, однако, мы их использовали не так часто. После
молитвы отец начинал резать мясо, давая каждому ребенку по ребру, которые
жевали его, громко чавкая. Затем приходила очередь за супом, которого мы ели
ложками, затем ели йогурт и завершали еду чаем. В конце еды также было
обычаем еще раз мыть руки.
Мать не только всегда варила все, что мы любили, но она никогда на
ругалась на нас, если даже мы вели себя не так хорошо. Обычно счастливая, он
пела и журчала, когда заботилась о нас и работала. Ее любимой песней была