"Тахави Ахтанов. Избранное, том 1 " - читать интересную книгу автора

вины. Положение Кожека скверно, но каково положение Ержана? В Ержане Кожек
видел не только командира, он относился к нему как к младшему брату, кровно
ему близкому. "Апырмай, за свой грех я буду в ответе. Это худо, но хуже
всего то, что я подвел и опозорил мальчика!" - казнился Кожек.
Есть люди, которым строгий начальник нравится больше, чем ласковый,
поглаживающий по спине. До войны Кожек не только не служил в армии, но и
людей-то в военной форме встречал редко. Год назад председатель колхоза дал
ему старенький дробовик для охраны скота от хищников. Кожек таскал его за
плечом, а стрелять ни разу не пришлось. Военное обучение давалось ему очень
трудно. Его непослушный язык долго не мог выговорить по-русски название
частей винтовки, а привыкшие к простору степи нерасторопные ноги никак не
могли приспособиться к четкому строевому шагу. И потому-то Ержан, Зеленин,
Добрушин втроем "гоняли" его, пока он не усвоил "науку". И все трое очень
злились. Зеленин был более терпелив, но Добрушин выходил из себя и кричал на
Кожека: "Тьфу, чучело! Это бог покарал меня за мои грехи!"
Или, махнув рукой, говорил в отчаянии: "Да ну тебя! Поедешь на фронт
так, для счету. Все равно тебя кокнут, это как пить дать! Умирать без
строевого шага даже лучше: вроде как дома. Иди к черту, отдыхай!"
Из всей этой тирады Кожек понял одно только слово - "чучело" - русские
выставляют такие пугала на своих огородах, чтобы пугать птиц. О смысле же
других слов он догадывался только по движениям рук Добрушина и по выражению
его лица. Кожек стыдился своей темноты и в душе упрекал родителей, не
научивших его грамоте.
Чаще других и терпеливее других возился с ним Ержан, проявивший в этом
случае способности педагога. Ержан легко подбирал простейшие примеры,
объясняя сложное взаимодействие различных частей винтовки и пулемета. На
доступном ясном языке он втолковывал эти знания Кожеку. Так узнал Кожек и
основы тактики. "Тот, Добрушин, вертлявый какой-то, неуседливый. Никак не
возьму я в толк его обучение, не пристает оно ко мне", - жаловался Кожек
Картбаю.
А Ержан все больше увлекался занятиями. Понимая, что Кожеку трудно, он
учил его отдельно от других, а иногда и в часы, когда другие отдыхали. Кожек
не сердился, хоть Ержан его основательно изматывал. Опыт жизни подсказывал
ему, что, как ни строг Ержан, а человек он добрый. Бывало, Кожеку сильно
доставалось: на голову его дождем сыпались упреки и наставления, но Кожек не
принимал их близко к сердцу, зная, что "мальчик скоро остынет".
Постепенно Кожек привязался к Ержану, полюбил его. Как знать, может
быть, он видел теперь в молодом командире будущее своего сына? Во всяком
случае, он был убежден, что Ержан пойдет далеко, если останется жив.
Порою Кожек мучился, пытаясь разгадать, как относится к нему Ержан.
Может быть, он считал его мешком набитым, вроде того, на котором боксеры
тренируют мускулы своих рук? Но и эти сомнения не убивали его любви к
командиру.
На рассвете товарный поезд подошел к какой-то большой станции и
остановился. Кожек спрыгнул на землю, немного походил вдоль вагонов, чтобы
согреться, и побрел к вокзалу. Пожилая казашка, вероятно, дежурная, стояла в
дверях.
- Скажите, келин, поезд долго простоит? - спросил он. Эта женщина
годилась ему в женге, и своим обращением он хотел ее развеселить. Не таким
уж он был простаком.