"Тахави Ахтанов. Избранное, том 2 " - читать интересную книгу автора

жизнь.
Что уж там говорить, в голод даже простые добрые люди становятся
жестокими. Не раз молчаливого ребенка, возникавшего на пороге, встречали
таким злобным взглядом, что он сразу покорно удалялся. Потом его приютил
самый бедный человек в ауле по имени Жанкушук.
Приемыш жадно и радостно привязался к своей новой семье, ожил, даже
немного повеселел. Правда, надолго осталась у него одна странность. Иногда
он прерывал игру, отходил от других детей и, взобравшись на крутой берег
реки, подолгу смотрел в ту сторону, откуда его привели.
- Бедный мальчик все ждет, - плакали при виде этого зрелища аульные
старухи.
В те годы Касбулат был очень общительным, он любил вызывать людей на
разговор и мог подолгу слушать рассказы старых крестьян. Народ тогда был
темным. Любой человек из чужой среды, особенно человек в кепке, вызывал
инстинктивное недоверие: его сторонились. Касбулат, хотя тоже носил на
голове кепку, умел вызывать доверие. Тепло здороваясь со всеми жителями
аула, почтительно приветствуя старших, он быстро находил общий язык с
мужчинами, женщинами и стариками.
Много он наслушался разных удивительных, печальных и смешных историй.
Он как бы заново открывал для себя свой народ, узнавал многое из того, чего
раньше не знал или не замечал.
Это был замечательный период в его жизни. Душа его была открыта, а
сердце обнажено. Чужая беда глубоко поражала его. При виде любой
несправедливости он яростно бросался вперед. Чудесная, жаркая, неистовая
молодость!
Из калейдоскопа лиц, промелькнувших перед ним в молодые годы, Касбулат
больше всего запомнил первого секретаря райкома партии Алиаскарова. Ему было
сорок лет, и звали его Сатимбек, но так как он был и по возрасту старшим
среди всех работников райкома, то казался всем умудренным аксакалом, и все
называли его почтительно Саке.
На первый взгляд, он не был похож на казаха, а скорее смахивал на
представителя какой-нибудь горной народности. Густые брови, большой нос с
горбинкой, сужающееся книзу лицо. И все-таки что-то - то ли разрез глаз и
слегка припухшие веки, то ли рисунок скул, а скорее всего, то медлительное
спокойствие, внешняя безмятежность, что присущи нашим аксакалам, - выдавало
в нем казаха. Во всяком случае, любой казах сразу видел на нем печать своей
нации и обращался к нему не иначе как на родном языке.
Алиаскаров весьма сильно отличался от партийных работников тех лет. На
фоне порывисто-четких полувоенных движений его медлительная задумчивость
казалась странной. Странно также выглядел на фоне полувоенной одежды его
обычный костюм с галстуком.
На работе он был очень требователен, но, даже давая взбучку нерадивым,
никогда не повышал голоса. Видимо, вежливость была его прирожденной чертой.
Он вообще не любил повышать голос, не любил пафоса. На самых торжественных
митингах он говорил спокойным будничным голосом, не взвинчивал себя и не
"шпарил по бумажке".
В юности за участие в революционном движении он был исключен из
учительской семинарии, потом был командиром в Красной Армии, сражался с
Колчаком. Говорили, что он был настоящим боевым командиром, и это казалось
странным при его учительской внешности.