"Тахави Ахтанов. Избранное, том 2 " - читать интересную книгу автора

Смеркается, и в сумерках все сильнее крутит буран. Перед дверью снегу
выше колен. Она проходит шагов тридцать и останавливается. Вот уже ни зги не
видать. Она стоит неподвижно, не зная, куда себя деть, вглядывается в
темноту.
Жене чабана не привыкать к одиночеству. "Не первый день пасет Коспан
овец, - успокаивает себя Жанель, - Наверняка нашел какое-нибудь убежище, не
в таких переделках приходилось ему бывать. Иди спокойно в дом, выпей чаю,
поужинай..."
В полумраке комнаты тихо дрожит слабый огонек керосиновой лампы, тлеют
подернутые золой кизячные угольки. Крошечный пузырек тишины, а вокруг дикий
вой бурана. Жанель сидит неподвижно. Теперь она думает о Каламуше.
Знает она его характер. Как бы он не заспешил домой в такую непогоду,
как бы не сбился с пути, не замерз, не наткнулся бы, боже упаси, на волка...
Ей чудится какой-то скрип в дверях, тревожно прислушивается она к
шорохам. Почему она потеряла покой? Неужели сердце чует беду? А ветер дует и
дует, дует все в одну и ту же сторону. Женщина сидит в шубе, поджав под себя
ноги, скрестив руки в рукавах, упершись спиной в стену.
Вот так же тогда мела пурга, а дом был полон крика. Гудел огонь под
казаном, до слуха долетали звон посуды, колготня встревоженных женщин. Зачем
они пришли сюда, чего они галдят? Сбились в кучу, как испуганные овцы, и
трещат, трещат, трещат без умолку. Уйдите, все уйдите, оставьте меня одну!
Нет, не уходите, останьтесь. Ужас неотвратимого несчастья надвигался на
Жанель. Все-таки легче, когда в доме много народу.
Она сидела на полу и держала в руке письмо. Пять месяцев от Коспана с
фронта не было ни единой весточки, и вот - дождалась - письмо... Письмо,
написанное чужой рукой. Подкосились ноги, и она села на пол. Даже смысл
письма дошел до нее не сразу.
Не скоро она опомнилась от этого удара. Перестала ходить на работу,
бесконечные дни сидела дома, глядя в одну точку, обняв четырехлетнего
Мурата. Непоседа Мурат, обычно переворачивающий дом вверх дном, присмирел,
смотрел на мать жалобным взглядом.
Соседки, ранее причитавшие и подвывавшие, увидев, как убита Жанель,
дружно взялись за нее:
- Ну посмотри, Жанель, ведь не сказано же в бумаге, что погиб Коспан!
Сказано - пропал без вести. Богу молись, может, жив, а живой человек всегда
вернется. Вон сколько жен черную бумагу получили,, и то живут. Жить надо,
Жанель. Перестань ребенка мучить.
На миру, как говорят, и смерть красна, и горе в общем котле не такое
горькое. Жанель взяла себя в руки. Начала работать, разговаривала с людьми,
и все-таки каждый день, каждую минуту она чувствовала, что перешла страшную
грань, что те четыре счастливых предвоенных года канули в вечность и не
вернутся больше никогда. Коспан был для нее не просто мужем, он был
человеком, впервые открывшим ей вкус счастья, пробудившим ее к жизни. Все
это прошло навсегда, она это понимала. Опять вернулось к ней ее холодное
одиночество, сиротство...

...И вновь она видит комнату, полную женщин, но это уже другая
комната...

...Низкий потолок, узкое окно, затянутое тонкой овечьей брюшиной,