"Тахави Ахтанов. Избранное, том 2 " - читать интересную книгу автора

Дыхание мороза вновь касается его лица. В следующий момент пурга одним
ударом залепляет ему глаза и ноздри. Видимо, кончился спасительный гребень,
и теперь они выходят в равнинную степь. Задрожав от холодного ветра, отара
поворачивает влево. Упрямый, бесконечный ночной буран, оторвавший Коспана от
всего живого в мире, гасит воспоминания и все дальше втягивает его в свою
гигантскую зловещую воронку.

5

Касбулат собирается к вечеру выехать в колхозы. Поездка эта давно уже
запланирована. Но после обеда начинает сыпать мелкий колючий снег,
занимается поземка. Касбулат колеблется. Начнется буран, еще застрянешь
где-нибудь: расстояния между колхозами огромные.
А в доме, как обычно, стараниями Сабиры тепло, чисто, уютно. Впрочем,
вопрос совсем не в том, что не хочется вылезать из уютного гнезда. Просто
надо все-таки себя немного поберечь для общего же дела - как-никак работенка
на износ.
Сабира - преподаватель, но уроков у нее в школе мало, просто для
сохранения педагогического стажа и немного для престижа. Зато дома хлопот
полон рот, и работу домашнюю она любит. Никогда Касбулат не замечал, чтобы
она уставала или недовольно морщилась. Даже в дни великого нашествия гостей
она не суетится, не нервничает, а делает все ровно, спокойно, обстоятельно.
Он привык к этой размеренной деятельности жены и теперь даже не
предполагает, что женщины могут быть иными.
Как хорошо после изнурительных бесконечных совещаний, после всякого
рода неприятностей обрести дома полный уют и покой. Дом - его надежный тыл.
Сабира - человек далеко не глупый, она отлично угадывает настроение
мужа, но никогда не копается в его душе, не спрашивает о причинах душевного
подъема или подавленности, короче - не выворачивает его наизнанку.
Раньше эта молчаливость и видимое безразличие страшно злили Касбулата,
особенно когда он возвращался с совещаний в возбужденном состоянии. Вместо
того чтобы восхищаться его принципиальностью, клеймить противников, она
молча подавала ему чай и теплые домашние туфля.
Когда Касбулат, еще не остыв после жарких споров, начинал что-то ей
рассказывать, она вроде бы и слушала его, и в то же время ни на минуту не
прекращала хлопот, как челнок, сновала от кухни к столу и обратно в
молчании. Молчала, словно думала какую-то свою личную бесконечную думу.
Касбулат раздражался, отодвигал тарелки, уходил к себе. Скверно, когда
нельзя с самым близким человеком поделиться тем, что накипело. А еще
говорят, что жена прежде всего товарищ.
Впрочем, в чем он мог обвинить жену? Разве лишь в том, что она его
любит как-то по-своему, по-особенному? Приласкаешь ее - молчит, накричишь -
тоже молчит и все хлопочет. Раньше казахи, отдавая детей в ученье, обычно
говорили мулле: "Кости мои, мясо твое". Дескать, колоти сколько душе угодно,
только обучи мое дитя. Должно быть, примерно так рассуждала и Сабира в
отношении своего мужа.
Со временем Касбулат перестал откровенничать дома. Постепенно
замкнутость превратилась в привычку. Теперь из его души клещами ничего не
вытащишь. Пожалуй, молчаливость и равнодушие Сабиры уже вполне устраивают
Касбулата. Домашние разговоры тоже бывают чреваты последствиями и нередко