"Татьяна Ахтман. Жизнь и приключения провинциальной души " - читать интересную книгу автора

толпа.

Автобус, зевая, вяло полз по затерянному миру чёрных лапсердаков, пейс
и париков квартала Меа-Шаарим - безысходного "города ста мер". Жизнь в нем
расписана, как ноты в механической детской шарманке, чья музыка слышна по
всему миру: "Ла-лала-лала". Плывут пыльные витрины с иудейскими лебедями,
толстые и худые человечки в мятых футлярах выглядывают на белый свет, как
рыба из заливного.

Где-то здесь, в святая святых добровольного рабства, маленькая
кондитерская, где, может быть, купят и меня, ослабевшую от голода и,
кажется, на всё согласную беженку. "Ла-лала-лала" - какая славная мелодия. Я
буду печь булочки за 4,5 шекеля в час плюс харчи и чистые объедки, которые
можно брать домой и варить суп, суп... суп... лала-ла...

Ну, кто ни будь, пожалуйста, молю, скажите мне, молю, в чём виновата? Я
карандаш взяла и лист пустой - судите: сил нет не знать, что для меня - не
жить... Скажите, в чём виновата? Может быть, горда, и скромность - паче
гордости? Судила? Да, но я не убивала - понять хотела, уходила - в том вина?
В недоубийстве? Слишком я любила? Не точно мыслила? Стихи писала? Предала...
с детьми своими, с речкой и стихами? Я верила: мы заодно с русалкой и с
клёном в огненной короне, и свечой, и музыкой - никто, никто не скажет, не
жду... Никто и никогда, ни прежде, ни теперь не прикоснётся, ничего не
скажет, ни в утешенье, и ни в осужденье. Не жду, не верю, нет надежд, живу.
Должно быть, приговор суровей, чем просто смерть, чем просто небытье...


***

Круглые шарики из теста катаются парами - двумя руками. Это не просто:
берёшь два кусочка, отрезанных Шломо от пухлой колбасы, и быстро уминаешь
подушечками на ладонях у большого пальца. Правая рука крутится по часовой
стрелке, а левая - против. У двух Моше всё мелькает, шарики выпрыгивают из
рук и сами собой укладываются на противень. А я отплясываю Святого Вита и,
стыдясь, подсовываю в общую кучку кособокие пасочки.

Коллеги демонстрируют бесконечное великодушие. Похоже, они не против,
чтобы я сидела себе в сторонке и смотрела на них преданными собачьими
глазами. Видимо, эти подвижные, похожие на среднего возраста Хоттабычей,
пекари видят во мне печальную приблудную суку диковинной породы и, пытаясь
откормить, подсовывают съедобные кусочки, огорчаясь, когда я не сглатываю на
лету. Ещё они учат меня выполнять команды. "Кемах" - звучит выпадающий из
общей тональности глас вопиющего, и я приношу, как раз, наоборот - "Хему", а
в компенсацию изображаю такую сцену раскаяния, что ошеломлённые зрители
забывают про свои шарики. Ошеломляющее впечатление производит на них, когда
мне удаётся произнести всё же слово на иврите. Это вызывает у них
мистический восторг, азартное хлопанье в ладоши и, возможно, почтение к
далёкой великой России, посылающей своих дочерей...

Главный кондитер Моше любит философствовать. Он, действительно,