"Акрам Айлисли. Люди и деревья (трилогия)" - читать интересную книгу автора

темноте огонек папиросы. Это курил Мукуш. Каждый вечер он присаживался здесь
между двумя большими камнями. Камешки и песок вокруг этого места были
опоганены нечистотами, и такое отсюда исходило зловоние, что тетя Медина
никогда не заходила в этом направлении дальше засохших шелковиц. Позднее я
узнал, что землей, взятой с этого места, Мукуш каждую весну удобряет почву
под огурцами, именно поэтому на плетях такие желтые листья и так много
огурцов...
Тетя Медина никогда не ела огурцов с нашего огорода, и каждый вечер,
увидев Мукуша на его обычном месте, я давал себе слово тоже не
притрагиваться к поганым огурцам. Наступал день, и я забывал о своем
решении - соседские ребятишки с утра до вечера клянчили у Мукуша огурчик, и
мне тоже начинало хотеться. В полдень приходила тетя Набат и, задыхаясь от
жары в своем темном, прожженном бесчисленными папиросами платье,
присаживалась в тенечке. Если, случалось, Мукуш подавал ей какой-нибудь
перезревший, желтый огурец, она брала его, не замечая хмурого лица хозяина,
съедала с превеликим удовольствием... Когда жара спадала, Мукуш набирал два
ведра огурцов и нес их на площадь продавать. В иные вечера ему не удавалось
сбыть свой товар, и он приносил обратно полные ведра. Однако отдать
кому-нибудь эти огурцы Мукуш не разрешал, а скармливал их ишаку. Ишак был не
очень-то охоч до огурцов, и, желтые, пузатые, они по нескольку дней горкой
лежали перед ним. Потом начинали гнить и долго еще валялись по всему двору,
как хворост или ворованные зеленые груши.
Посидев положенное время между камнями, Мукуш неизменно направлялся к
нам, и тетя крепче прижимала меня к себе. Мукуш осторожно приоткрывал дверь,
заглядывал и уходил, яростно хлопнув дверью. Это повторялось ежедневно.
Каждый вечер тетя стелила ему в большой комнате, и каждый вечер он
обязательно являлся к нам. Я видел, что Мукуш хочет спать здесь, с нами, но
зачем ему это нужно, я сначала не понимал.
Как-то раз Мукуш по обыкновению заглянул к нам и, увидев, что я не
сплю, ушел, сердито хлопнув дверью. Однако он скоро вернулся, уже раздетый,
в длинной, до колен, белой рубахе. Я приподнялся, удивленно глядя на него.
Мукуш сделал вид, что не замечает моего взгляда, отвернулся и, подойдя к
тете Медине, сдернул с нее одеяло. Я испугался и зажмурил глаза... Потом он
ушел. Когда на следующий день Мукуш снял перепачканную землей рубаху, я
увидел у него на плече синеватые следы укусов...
Несколько дней подряд, прежде чем лечь спать, Мукуш неизменно приходил
к нам в комнату и притворялся, что считает меня спящим. Ожидая его
неизбежного появления, я глядел на огонек тлеющей папиросы, и мне казалось,
что это не папироса, а красный от злобы Мукушев глаз светится в темноте. Со
жгучей ненавистью смотрит он оттуда на меня - ведь это я виноват в том, что
он не может спать с тетей Мединой. Теперь я знал, почему Мукуш никогда не
говорит со мной, не берет с собой в сад, ни разу не посадил на ишака.
Правда, я несколько раз пытался взобраться на него в отсутствие Мукуша, но
длинноухий так отчаянно брыкался, что у меня не оставалось никакого
сомнения: уходя из дому, Мукуш крепко-накрепко наказывал ослу не подпускать
меня близко.

3

В конце лета Мукуш три дня подряд ездил в район. Из дому он уходил на