"Акрам Айлисли. Люди и деревья (трилогия)" - читать интересную книгу автора

Я отыскивал ее глазами и тогда, когда коровы шли мимо нас на пастбище, и
тогда, когда они возвращались в деревню. Взобравшись на гору, я подолгу
глядел на чужие деревни и на дорогу, вьющуюся по склону горы; отец всегда
возвращался по этой дороге, везя мне полосатую дыньку... Как-то под вечер
пришла учительница Сария, она со своей голубой тетрадкой обходила все дворы.
Старательно прикрывая белым платком огромный круглый живот, учительница
поговорила с тетей, подошла к яблоне, росшей перед самым хлевом, сорвала
несколько неспелых яблок, съела их, кривясь от оскомины, сказала, что с
этого года Садык записан в школу, и красным карандашом поставила в голубой
тетради большую красную точку.

4

Когда я вспоминаю свой первый школьный день, в памяти прежде всего
всплывает огромный двор: горячая земля, усыпанная ореховой кожурой и
сердцевинками айвы; мои голые подошвы до сих пор сохранили сухой жар
нагретой солнцем земли.
Следующее, что возникает в моей памяти, - учитель Али-муаллим.
Али-муаллим вошел в класс, держа в руках длинную линейку и журнал. Он громко
поздоровался с нами, раскрыл журнал, сделал перекличку и, взяв в руки
линейку, поднялся с места.
- Руки на парты! - громко скомандовал он.
Мы выполнили его приказ, и Али-муаллим, черный, маленький и очень
строгий, прошел по рядам, внимательно разглядывая наши руки. Руки наши
учителю не понравились. Он шел между рядами, недовольно качал головой и,
ударяя линейкой по партам, строго говорил огорчительные и даже страшные
слова. Учитель Али сообщил, например, что, поскольку мы теперь школьники,
нам нельзя пачкать пальцы, счищая с орехов кожуру. Нос мы должны вытирать
платком, ногти стричь, рубашки стирать, а волосы старательно расчесывать...
И босиком нам нельзя ходить - мы теперь школьники. И в альчики играть
запрещено - мы теперь школьники... Учитель Али ходил между партами и
перечислял, что мы должны и что не должны делать, а я слушал и думал, что
быть школьником, пожалуй, не слаще, чем мужем и женой.
На первой же перемене я вышел во двор, проскользнул мимо ребят, с
увлечением жующих айву, и, испуганно озираясь, прокрался за ворота. Там тоже
толпились ребятишки, те, которых в этом году еще не записали в школу. Я
растолкал их и бросился бежать. У реки я остановился и перевел дух. Потом
поглядел на речку, на серый дом у подножия горы, похожей на пасущуюся овцу,
и сразу же ощутил носом запах прели, зловоние загаженных камешков... Я
повернулся и так же быстро, как мчался сюда, побежал в школу...
На последней перемене в класс вошла учительница Сария. В руках у нее
были синяя тетрадка и красный карандаш. Прикрыв живот белым платком, она
прошла между партами, ласково поглядывая на ребятишек. Одного погладила по
голове белой, очень чистой рукой, другому улыбнулась, третьего спросила о
матери, а потом села на стул, который уступил ей Али-муаллим, и стала
записывать в синюю тетрадь тех, чьи отцы были на фронте. Через несколько
дней всех записанных вызвали в учительскую и вручили нам по паре новых
блестящих галош.
Наступила настоящая осень. Оголились деревья. Теперь Мукуш привозил на
ишаке не хворост, а сухие листья - он сгребал их в колхозных садах.