"Акрам Айлисли. Репортаж с поминок" - читать интересную книгу автора

колечках со стекляшками, говорила о страшном прошлом и о лучезарном будущем.
И уже не спрашивала заданного урока, нового тоже не объясняла, и, таким
образом, мы не только спасались от опроса, но избавлены были от
необходимости зубрить географию к следующему разу. Слово "мещанство", бывшее
одно время самым популярным словом в нашей школе, обязано было своим
появлением поездкам Гамер в Баку. Впервые произнесенное Зиянет Шекерек-кызы
на общем собрании, посвященном пресловутым перстенькам, оно было мгновенно
подхвачено всеми нашими педагогами; некоторые из учительниц употребляли это
слово не только на уроках, но и моя посуду у родника, и стоя в очереди за
ситцем (в обиходе бузбулакцев не так-то много слов, доказывающих
образованность, да и не всякое доказывающее образованность слово так легко
ложится на язык).
Но речь у нас не об этом. Речь вот о чем: известие о том, что сын тети
Гамер Рафи никогда не приедет из Баку, привезла в Бузбулак та самая Гамер,
что привозила иголки, нитки, наперстки, блюдца, чайники для заварки, женские
трико и латунные перстеньки, и неожиданное это известие долго обсуждалось в
деревне, причем каждый толковал его по-своему. Один говорил, что поскольку
мы живем в погранзоне, а Рафи был в плену, его не пускают в Бузбулак; дали
бы разрешение, приехал бы. Другой утверждал, что граница это только так,
повод, захотел бы, приехал бы, не до этого сейчас Рафи - опять взялся за
свое, опять свару затеял с бакинскими профессорами, старыми своими
приятелями. У Рафи ведь одна наука на уме, ни мать, ни жена ему не надобны.
Немного погодя сообщение это подтвердилось новым известием, привезенным из
Баку все той же Гамер. Рафи сам сказал: с Бузбулаком у меня покончено.
Матери передай, пусть считает: нет у нее сына, пусть считает: с войны не
вернулся. Но мыслимое ли дело - считать погибшим сына, который ходит себе
живой-здоровый в шевиотовом костюме? И вот тетя Гамер собралась и вместе с
той, торговкой Гамер, выехала в Баку. Все думали: или она там останется, или
вернется вместе с Рафи, а уж если одна вернется, то такая, что лучше к ней и
не подходить. Тетя Гамер вернулась одна, но совсем даже не такая. Я бы
сказал, выглядела она нисколько не хуже, чем до поездки, веселая, шустрая,
проворная, с обычными своими шутками да прибаутками, мало того - под чадрой
у нее был надет новый шевиотовый пиджак, мужской. Вернувшись из Баку, тетя
Гамер первым делом объявила следующее: на всем белом свете не найдешь такой
власти, как советское правительство, она это, конечно, и раньше знала, но,
съездивши в Баку и повидав сына, в тыщу раз крепче в том уверилась. И еще
она сказала, что когда на свете есть столько прекрасных мест, толковому
человеку в Бузбулак ехать незачем; чего он тут не видал: гор? Если бы тут
по-людски жить можно, хоть один-то из ста двадцати четырех пророков был бы
здесь похоронен?.. И правильно, и молодец Рафи, что не едет. Чего делать-то?
Колхоз грабить, как эти, наши? Они ж, словно волки голодные, живьем
обдирают. А я не волка - сына вырастила. И не хочу, чтоб он приезжал волками
этими любоваться...
Такая вернулась тетя Гамер из Баку. Но оказывается, в то время, когда
тетя Гамер ездила к сыну в Баку, его там и в помине не было. Где он тогда
находился, одному богу известно, только не в Баку. И кому принадлежал
шевиотовый пиджак, оказавшийся на тете Гамер, тоже известно одному богу. То
ли Рафи был тогда в Москве, то ли видели его в Ереване - говорили и так, и
этак. Но в одном бузбулакцы были единодушны: с профессорами бакинскими Рафи
схватился насмерть. Бузбулак долго оставался при этом мнении, потому что