"Акрам Айлисли. Сезон цветастых платьев" - читать интересную книгу автора

воды в трубах, мысленно бродить вдоль арыков?.. Все арыки были у него сейчас
перед глазами. По арыкам текла вода, но текла она вроде бы в нем самом,
потому что весь Бузбулак был сейчас в нем со всеми своими арыками: словно
Джанали-муаллим и не человек вовсе, а одна только мечта, химера; родившись
когда-то у бузбулакских арыков, мечта эта как бы снова вернулась туда,
смешалась с водой арыков и текла, текла... Кто знает, может быть, летняя
жара потому и казалась ему раньше сильнее, что жилось ему в те годы гораздо
беспокойнее, чем теперь. Когда тебе позарез надо выбиться в люди и когда в
это же время ты день и ночь думаешь о том, что жизнь проходит, годы летят, а
семьи нет, когда изза отсутствия рядом близкого человека тебя день и ночь
испепеляет пламя твоего одиночества... Возможно, вполне возможно... И теперь
в летний зной в том же самом солнечном Баку ему кажется прохладней именно
потому, что жар того пламени стал несравненно меньше...
Джанали-муаллим лежал на кровати и думал. И в то же время мысль его
витала вдоль бузбулакских арыков. И в то же время на кухне варилась курица,
которую он купил утром на базаре. Тонкие, едва различимые тени ветвей
росшего перед его окном тополя лежали на противоположной стене комнаты. И
красноватые, жаркие отсветы солнца тоже лежали на, стене.
А какой свет (боже, какой свет!) привиделся ему сегодня во сне! Утро...
Солнце... Оно лишь сейчас выглянуло изза зеленых гор и, отразив в своем
сверкающем зеркале весть о том, как чист и прекрасен мир, - весть, только
что принесенную из далеких, но абсолютно надежных мест, - ликуя, сообщает ее
всему миру. На окнах комнаты легкие белые занавески. Стол покрыт белой
скатертью, за столом дети в белых рубашечках: сын и дочка Джанали-муаллима.
В том сне и жена его тоже была одета в белое, и лицо ее лучилось светом,
похожим на свет того удивительного солнца...
Джанали-муаллим ощутил вдруг, что тот жар, то неугасимое пламя вновь
начинает жечь его изнутри, и, видимо, именно поэтому и не мог додуматься до
причины, почему же все-таки в Баку раньше было несравненно более жарко.
Он решил не думать пока, вообще ни о чем не думать - просто полежать,
целиком отдаваясь блаженному ощущению, возникшему от чудесного сна, и
очевидно, именно оно, это блаженно" ощущение, немного погодя перенесло его в
совсем другой мир потому что, кроме курицы, варившейся в кухне, солнечного
света, мешавшегося с тенями листьев, и чудесного сна (сон этот снился ему
часто - еще со студенческих лет), и Фетдаховой машины, на свете жила еще
сказка. Сказку ему рассказывала когда-то его мать Махрух (странная это была
сказка). И так случилось, что в то очень жаркое время (студенчество,
аспирантура, почасовая работа) Джанали-муаллим ни разу не вспомнил ее. Но
услышанная в детстве сказка вдруг вновь явилась ему однажды (уже здесь, в
собственной квартире) и с того времени все вертелась и вертелась в голове,
не давая покоя... Джанали-муаллим пытался вспомнить ее целиком, но у него
ничего не получалось; от всей сказки в голове удержались лишь две фразы, и
он весьма туманно представлял себе общее ее содержание. Он не раз пытался
рассеять этот туман и целиком восстановить в памяти сказку. Ему даже
приходило в голову пойти в библиотеку, взять все изданные сборники сказом и
посмотреть, есть ли такая. Джанали-муаллим неоднократно выходил с этой целью
из дома, но каждый раз так и не попадав в библиотеку (видимо, она порядком
осточертела ему за года аспирантуры). Кроме того, кто знает, может быть,
Джанали-муаллим даже боялся обнаружить эту сказку в одном из сборников
боялся, что отпечатанная типографским способом сказка вдруг утеряет свою