"Игорь Акимов, В.Карпеко. На чужом пороге (Повесть) " - читать интересную книгу автора

Гауптман вовсе не рассчитывал открыть с помощью немудреного приспособления
какие-то тайны, но отсюда было удобно следить - вроде бы и не вмешиваясь -
за ходом интересующего дела, да и образ мыслей подчиненных становился яснее.
Заперев изнутри дверь, Дитц открыл секретер, включил сеть и с
наушниками лег на кровать. Краммлиху он всегда уделял особое внимание.
Обер-лейтенант был небесталанен и, несмотря на неблаговидное прошлое, в
любой момент мог проявить себя и выдвинуться: у гауптмана это
ассоциировалось с другим словом - "подсидеть". Очевидное равнодушие Томаса
Краммлиха к карьере не только не успокаивало гауптмана, а, наоборот,
настораживало еще больше. "Хитер, дьявол", - думал он и ни на минуту не
выпускал Краммлиха из виду.
Ревниво следя за, его действиями и чтобы хоть как-то, хоть в
собственных глазах утвердиться в своем превосходстве, Дитц иногда по ходу
следствия пытался предугадать поступки и ходы обер-лейтенанта. Вот и на этот
раз он загадал: Томас начнет в своей обычной манере - пустит в ход обаяние.
Это будет ошибкой, ведь на этом же провалилась моя попытка. А он даже не
спросил, как я допрашивал... Может, позвонить ему, пока не поздно?.. А
почему он сам не спросил? Самоуверенность надо наказывать.
В наушниках все еще было тихо, но это не беспокоило гауптмана. Ищет
ход, злорадно подумал он и тут же услыхал недовольный голос Краммлиха: "Это
вы, капрал? Пусть ко мне приведут арестованную из шестой камеры".
Нервничает...
Опять тишина. Стукнула дверь. "Добрый день. Прошу вас, садитесь,
пожалуйста!" - в голосе Краммлиха прямо-таки искренняя сердечность. "Ну и
артист!" - с улыбкой отметил про себя Дитц. И тут же злорадно подумал:
"Однако я был прав".
"Несколько минут назад, когда вы были в камере, я наблюдал за вами, -
продолжал Краммлих. - Видите ли, я психолог-любитель. Ваше спокойствие,
честные, открытые черты вашего лица сразу покорили меня. Вопреки мнению
моего шефа, этого прощелыги-гауптмана, который первым вас допрашивал, я
убежден, что тут произошло какое-то недоразумение. Видите ли, наш гауптман -
типичный неудачник, за всю войну ему ни разу не повезло по-настоящему. Вот
он и ловит свой момент. В каждом ему чудится шпион. Мы уже привыкли к этому
и только стараемся, чтобы от его решительной руки пострадало как можно
меньше невинных людей..."
Дитц вдруг почувствовал, как ему жмут сапоги и воротничок мундира. Он
отложил наушники, сел на постели и расстегнул верхнюю пуговицу мундира.
Подумал - и медленно стянул оба сапога. "Этот мальчишка, - думал он, - много
себе позволяем Колтун! Конечно, можно и так играть - за чужой счет, - но
ведь существуют какие-то приличия, моральные нормы, джентльменский кодекс
наконец..."
Он снова лег, но взял наушники не сразу. Краммлих идет не так прямо,
как он думал, а зигзагом. Все время меняет направление мысли, запутывает. Но
разве мало-мальски умный человек поверит в простодушие следователя? Правда,
когда стоишь на пороге смерти, с радостью готов поверить в любое чудо, в
любую несуразность...
Дитц приложил наушники к уху.
"Когда я познакомился с вашим делом, я сразу понял, что вы - типичная
жертва обстоятельств, - продолжал лить мед Томас Краммлих. - Наш взвод
подняли ночью по учебной тревоге и повезли в лес, чтобы отработать