"Игорь Акимов. Легенда о малом гарнизоне (вт.название "Дот")" - читать интересную книгу автора

открытыми глазами, и, когда наступает момент, что уже видишь:
вот она, победа! - вдруг оказывается, что тело твое имеет
какую-то свою, независимую от твоей воли жизнь, свое чувство
меры и самое для тебя роковое - инстинкт самосохранения,
который в критическую минуту берет на себя все рычаги и кнопки
управления, и ты, уже почти торжествовавший победу, вдруг
ощущаешь, как тело перестает тебя слушаться и сознание
отключается - не сразу, но неумолимо и бесповоротно. И ты в
оставшиеся мгновения переживаешь такую горечь, такую муку,
такой стыд за свое невольное унижение, что любая физическая
боль сейчас показалась бы благом - ведь в ней было бы тебе
хоть какое-то оправдание! Но и ее нет - утешительницы,
побежденной твоею волей и отупевшим в борьбе с нею телом...
- Колоссаль! - орали немцы, хохотали и хлопали друг друга
и Тимофея по плечам. - Колоссаль!
Потом побежали за фельдфебелем. Тот пришел со скептическим
выражением лица, но, увидав изувеченные лопаты, восхищенно
выпятил губы.
- Ловкая работа! Но так он изведет нам весь инвентарь. Еще
одну лопату жалко, камрады, а? Пусть он нам свернет что-нибудь
ненужное, только потолще, потолще. - Он огляделся по сторонам
и вдруг обрадованно как-то звякнул струнами в своем горле и
даже прищелкнул пальцами. - О святой Иосиф, как я мог забыть
такое! Послушайте, камрады, ведь у этих русских есть
национальная игра. А ну-ка притащите сюда хорошую подкову!
У Тимофея в роду гнуть подковы считалось бы пошлым, если б
там знали такое слово; просто "эндую штуку всяк оторветь, вот
ты что стоящее отчуди!". Еще когда он сворачивал вторую
лопату, Тимофей, чтобы не упасть, отступил на шаг, прислонился
спиной к воротам и ноги поставил пошире; уперся в ворота -
какая ни есть, а подпора. Багровый занавес раскачивался перед
глазами, колебался, но в какой-то момент Тимофей увидал
подкову, как ему показалось, перед самым лицом. Тусклое
окисленное железо, еще не отполированное землей. Он не знал, о
чем говорили немцы, что происходило в последние две-три
минуты, они выпали из его внимания, показались ему несколькими
короткими мгновениями. Однако на подкову он среагировал сразу.
И без пояснений он знал, чего от него хотят. Он цапнул
подкову, но промахнулся, потянулся за нею второй раз и
осторожно взял ее, буквально вынул ее из пространства, словно
она в нем висела, поддерживаемая таинственными незримыми
силами.
Потом он помедлил немного. Это уже была сознательная
хитрость: он вовсе не собирался с силами, как думали немцы, а
просто ждал, когда растает багровая завеса. Он перекладывал
подкову из руки в руку, словно примерялся, как будет
сподручней гнуть, хотя сразу знал, что сделает это одной
левой, потому что правой руке был совсем конец; он
перекладывал подкову, и ничуть не спешил, и наконец дождался,
что завеса стала рваться, расползаться на куски, и в поле