"Игорь Акимов. Баллада об ушедших на задание (про войну)" - читать интересную книгу автора

щетину на подбородке, и во взгляде оторопь, и растерянность, и
отчаяние, а автоматы грызут и грызут в упор - в живот, в лицо, - а
вокруг тишина! а вокруг тишина! - только белые от пламени рыльца
грызут и грызут в упор, и белые мотыльки огня оплавляют взорванное
пулями сукно и гаснут, гаснут...
Их убивали пули, и тогда это считалось, мол, повезло парню, не
долго мучился, потому что они были разведчики. Потому что редко кто из
них так умирал. Потому что была у них иная жизнь, и судьба иная, и
иные счеты со смертью. Потому что никто не видел их могил, и дождь не
смывает сурик с их безымянных дощатых обелисков.
Да, сначала о том, как они умирали.
Ведь может так случиться, что однажды придет и твой час. Судьба
явится тебе в лице мальчишки - командира дивизионной разведроты. Он
будет медленно идти мимо вашего серого строя и на миг заглянет тебе в
лицо, но выберет других; но когда им, перешедшим в новое качество, он
прикажет: "Разведчики, два шага вперед", - ты тоже сделаешь эти два
шага. И вся прошлая жизнь уйдет далеко-далеко. У тебя останется только
сегодняшний день и твое задание, и ты узнаешь, как шаги часовых
отдаются прямо в сердце, и хрип рукопашной, и лай собак, которые идут
по твоему следу; и однажды ты скажешь, что сможешь задержать их минут
на десять, уж десять минут - это наверняка, и у тебя не станут
оспаривать твое право - уйдут, чтобы выполнить задание, а ты
пересчитаешь патроны и отложишь один отдельно, и заставишь себя не
думать о том, что возможна осечка, потому что нет на земле такой муки,
которую не испытают на тебе враги.
И настанет твой самый длинный день.


1

Масюра был раскрыт на второй месяц пребывания в спецшколе. Раскрыл
его Язычник, преподаватель немецкого, который, впрочем, языку не
обучал, - это делали другие; он подключался лишь время от времени:
"ставил" курсантам произношение. Язычником прозвали его курсанты еще
довоенных выпусков, и не столько за специальность, сколько за
увлечение мифологией варваров. Сейчас об этом уже никто не помнил, но
кличка держалась крепко, хотя внешность ей никак не соответствовала.
Он был весь какой-то дряблый и нескладный, однако таким он был не
всегда. Прежде это был статный и довольно полный человек; однажды он
пережил тяжелое потрясение и сдал в одночасье. С тех пор глаза его
погасли, кожа на лице висела тонкими безжизненными складками, и фигура
была столь беспомощна, что самый лучший костюм выглядел на ней ужасно.
После второго занятия с Масюрой он попросил начальника школы
принять его. Кабинет генерала был узкий и потому казался небольшим;
почти всю торцовую стену занимало высокое окно; кроме двухтумбового
письменного стола, здесь были стулья для посетителей (кресел в рабочих
помещениях генерал терпеть не мог) - и более ничего. Два сейфа были
встроены в правую стену, над ними висел портрет Сталина. Всю левую
стену занимала огромная карта Германии.
Еще год назад в этом кабинете висела и карта Советского Союза -