"Игорь Акимов. Баллада об ушедших на задание (про войну)" - читать интересную книгу автора

разорвалась перед самым лицом. К счастью, в их отряде был хирург, о
котором еще до войны ходили легенды. Сколько раз его звали на Большую
землю!.. Он не удовлетворился тем, что вынул все осколки. Масюра
трижды лежал на его операционном столе, результаты - вот они: на
обычных фотографиях из личного дела шрамы еле-еле угадываются. Зато в
серии, что сейчас стояла перед Малаховым, они были видны неплохо.
Словно фотограф нарочно ловил такое освещение, чтобы они выглядели
рельефней...
А что, если неподвижность лица Масюры объяснить натяжением кожи на
шрамах?
Как просто. Очевидно, так и есть. Но это еще надо проверить. Однако
есть вопрос и поинтересней: сможет ли сейчас хирург - хороший хирург,
специалист по этим делам, - определить места попадания осколков? Как
бы не случилось услышать от него, что никаких осколков там не было и в
помине!..
Малахов засмеялся - экие фантазии иногда в голову приходят!
Потянулся так, что хрустнуло в плечах, и повернулся к столу, к
гамбургским материалам.
В четвертом часу утра был готов еще один вариант, стоивший,
впрочем, первых. Он был удивительно прост, но обойти его было
невозможно, а не попасть в него мог только человек, предварительно
предупрежденный. Или же действительно ни разу не бывавший в Гамбурге.
Для этого пришлось из двух кинопленок (но только там, где это
позволяли монтажные склейки!) вырезать по нескольку метров, одну
маленькую книжечку изъять из материалов совсем; предстояло еще залить
тушью цветную иллюстрацию в ганзейском альбоме и как-то избавиться от
двух фотографий в большом юбилейном буклете.
Малахов погасил свет, открыл штору и окно и долго сидел на
подоконнике, глядя, как светает. Потом он почувствовал, что его как
будто отпустило; то невероятное напряжение, в котором он работал
подряд несколько часов, рассосалось, и он теперь чувствовал только
пустоту. Долг был исполнен, и можно было с чистой совестью ложиться
спать. "Конечно, поспать сейчас было бы славно", - думал Малахов, сидя
уже спиной к окну, лицом к дивану, где все еще были разложены
фотографии. В сумеречном свете их было трудно разглядеть. Малахов
опять закрыл окно, опустил штору, включил свет.
Он поглядел на часы. Генералу доложусь в девять; это будет как раз:
не рано и не поздно. Значит, еще полные четыре часа для работы есть...


4

Масюра вошел в кабинет энергично, каждое движение и поворот тела
соответствовали уставу. Разрешите? - Прошу вас. - Курсант Масюра
прибыл для...
Он не договорил и несколько мгновений стоял молча, с перехваченным
дыханием, с остановившимся на Малахове взглядом, в ярком свете
июньского солнечного утра, посреди избытка света, когда нет теней,
когда все на виду, каждая предательски дрогнувшая мышца, а пульс,
кажется, проломит виски и разорвет вены на стянутом воротничком, будто