"Игорь Акимов. Баллада об ушедших на задание (про войну)" - читать интересную книгу автора

Малахов наметил четыре узловые точки, где можно было подготовить
вопросы.
Это было в седьмом часу. Оставалось сообщить генералу: "Я готов", -
и материал был бы возвращен в кабинет, Масюра получил бы задание, а
ему оставалось бы ждать... трое суток. Уж сутки точно можно было
выкроить, чтобы съездить в Москву. Если прежде она была для Алексея
Иннокентьевича просто огромным нескладным городом, то теперь стала
больше символом, и когда он произносил "Москва", что-то теплело в его
груди и он думал: "Родина", и не удивлялся этому, потому что знал: так
сейчас ее воспринимают все, каждый русский. И еще он думал о том, что
эта война многим напомнила, что они - русские, русский народ, помогла
это осознать и сплотила так, как, быть может, этот народ не был
сплочен за всю свою многострадальную и прекрасную историю.
Ничего он не стал докладывать генералу, и вариант поездки в Москву
только промелькнул на миг в сознании и тут же растаял без следа, такой
он был несвоевременный и нереальный.
Так что же произошло?
Ровным счетом ничего.
Однако сделанная работа не принесла ни удовлетворения, ни чувства
освобождения, которое возникает обычно, когда выложишься весь,
сделаешь все, что только было в твоих силах, и видишь в конце:
получилось...
Этого чувства не было.
Он знал, что сделал все правильно и добросовестно, но стоило ему
взглянуть на портрет Масюры - и уверенность пропадала. Ведь Масюра
будет не просто отвечать на твои вопросы, он будет бороться с тобою!
Он будет драться за свою жизнь! Он подготовится к этой драке хорошо -
ведь впереди трое суток!
Вот в чем дело: перед тем, как поставить на крайнюю линию Масюру,
ты должен выйти на эту линию сам. Считай, что Масюра разгадает твою
игру сразу. Выдержат ли твои четыре ловушки его контрподготовку?..
Малахов надеялся, что выдержат. А должен был знать это точно. И
потому ответил: "Нет".
Во время передачи последней сводки Совинформбюро незнакомый майор
принес телеграмму и несколько свежих фотографий Масюры. Фото были
завернуты в газету - такие же огромные и еще влажные. В телеграмме
сообщалось, что во Львове в указанное время Масюра находился с тремя
партизанами; в гологорском отряде прежде воевал лишь один из них,
Андрей Назаренко. Расследование пока не дало результатов.
- Я завтра составлю ответ, - сказал майору Алексей Иннокентьевич,
старательно запер дверь, налил в кружку горячего чая. Затем разместил
на диване, прислонив к спинке, фотографии Масюры и выбрал место,
откуда все они были видны одинаково хорошо. Потом уселся на стуле,
закинув ногу на ногу, и, прихлебывая чай, стал изучать портреты.
Про чай он забыл почти сразу.
"Ну что ж, дела обстоят хуже, чем ты предполагал, - подумал он
вскоре. - Посмотри, - сказал он себе, - какое у него везде одинаково
неподвижное лицо. Ну ладно, когда человек сидит перед фотоаппаратом,
это понятно и легко объяснимо. Перед фотографом человек напрягается и
поневоле и сознательно. На фотографии он хочет выглядеть таким, каким