"Л.Аккерман. Лики любви " - читать интересную книгу автора

Когда Еве было около пяти лет, ее мучили приступы навязчивого кашля -
ложный круп. Родители отвезли ее в больницу. Ева помнит с отчетливостью
почти удивительной, учитывая давность события, обстановку в больнице.
Вспоминая ее, Ева чувствует, как нос ее щекочет едкий запах лекарств, а в
голове звучит приглушенный, но взволнованный шепот десятков голосов, которые
слились в один большой коллективный голос, и в нем звучат поминутно то ноты
счастья (для тех родителей, которые ожидают выписавшихся детей) и
диссонирующие им ноты страха (для тех, кому приходится доверить своих родных
врачам с равнодушными масками исполнителей на лицах).
За Евой спустилась медсестра, рослая, белая в своем чистом халате, с
одохотворенным и добрым, не в пример остальному персоналу, лицом. Она взяла
Еву за руку, и как два давних, проверенных временем друга они шагали по
больничным коридорам, отзывающихся на их шаги пылким эхом, и маленькая рука
Евы утопала в теплой, готовой согреть ладони ее нового друга. Но как только
они достигли нужной палаты, мягкая ладонь выпустила маленькую руку, указала
натренированным жестом на пустую кровать и безликим голосом предложила Еве
устроиться на своем новом месте, в доме, лишенным лица, лишенным способности
зеркала перенять, пусть и в перевернутом виде, черты своего обитателя. И
вскоре вместо доброго лица друга, Ева увидела равнодушную спину медсестры в
кропотливо выглаженном халате, который, как и описанный безликий дом,
источал запах лекарств, заглушая им запах человека.
Оставшись одна, Ева испытала чувство преданного человека, оставленного
жестоко, без всяких объяснений. Она осмотрелась по сторонам, и взгляд ее
встретился с взглядом больших, синих глаз куклы, такой же, как и она сама,
всеми покинутой в этом безликом временном пристанище тысячи пациентов. Кукла
не могла подойти к ней, хотя то ощущение, которое испытала тогда Ева, глядя
в эти испуганные, широко раскрытые глаза, говорило ей о том, что если бы
кукла умела ходить, она бы обязательно сделала эти несколько шагов в ее
сторону. И Ева подошла сама, протянула руки и медленно, плавно, чтобы не
напугать свою новую знакомую, взяла ее на руки. Лишь только кукла начала
успокаиваться, задремав под ласковую колыбельную Евы (кукла умела закрывать
глаза, когда ее держали в горизонтальном положении), Ева встретила еще один
взгляд, пришедший на смену скрытому ровными веками взгляду заснувшей у нее
на руках куклы, но этот взгляд был полон ненависти, глаза были не доверчиво
распахнуты, а сужены в приступе подозрительного осуждения. Так сужается наша
душа, когда ее грызет паразит недоверия, делая нас слепцами, ищущими истину,
но вечно ошибающимися. Этот взгляд принадлежал хозяйке куклы (разве из двух
друзей кто-то бывает хозяином другого?), и своей слепящей ненавистью взгляд
этот говорил: "Положи немедленно мою вещь". Ева не стала оправдываться, не
стала спорить и отстаивать свое право ласково баюкать покинутую всеми куклу
на своих заботливых руках; она плавно опустила уснувшее создание на кровать,
чтобы не потревожить его сон, и тихой поступью вышла из комнаты, чтобы звук
ее шагов не прокрался в зыбкий мир снов убаюканной на ее руках куклы.
Впоследствии, не раз возвращаясь к этой картине прошлого, Ева
удивлялась и недоумевала, откуда в этих детских глазах взялось столько
разрушительной, губящей душу ненависти? Откуда она стала ведома беззаботному
ребенку? Быть может, он и сам не сознавал тогда вреда этого медленного, но
крепкого яда, бродившего уже с ранних лет в его крови. Быть может, он всего
лишь подсмотрел маску ненависти, лик злобы у взрослых, и решил примерить его
на своем нежном в его истинном воплощении лице.