"Л.Аккерман. Лики любви " - читать интересную книгу автора

главы, невозможно.
Однако, ненадолго прервавшись, вернемся к нашей героине, о которой за
столь занимательной и спорной беседой мы совсем позабыли. Она сидит в траве,
вытянув босые ноги, и, закрыв глаза, слушает звуки пробуждающейся природы.
Чувственный наблюдатель сразу проникнется этой внутренней силой Евы -
женственностью, смысл и назначение которой, быть может, она еще не успела
распознать. История этой женственности и ее открытие (вспомним наши доводы о
том, что нам нужно знание, чтобы убедить нас в истине) существуют отдельно
от Евы и больше ей не принадлежат. Однако это никоим образом не уменьшает
роль, которую они сыграли в формировании оной. Возможно здесь, ты, как
наиболее внимательный читатель, захочешь мне возразить и заметить не без
удовольствия, которое в таких случаях почти не удается скрыть, да,
собственно, в том почти и не бывает потребности, что я сам себе противоречу.
Дело в том (а ты, мой милый читатель, несомненно, относишься к внимательным
читателям), что, как, ты наверное успел заметить в начале главы я высказал
мысль, что сила женственности врожденная, но несколькими фразами после я
говорю, что, женственность Евы формировалась (и процесс этот был отнюдь не
плавным и гармоничным). В слово "формировалась" в данном случае я вкладывал
смысл не "зарождения", не "возникновения", и даже не "развития", которое
вообще является слишком общим понятием, не подходящем к нашему обсуждению. Я
лишь подразумевал принятие безликой силы женственности черт, сходных с
образом Евы, подобно тому, как одно и то же произведение композитора
приобретает разное звучание в исполнении разных музыкантов. Это не меняет
самого произведения, но придает ему в каждом случае неразличимое для
новичков настроение, которое меняется не только от исполнителя к
исполнителю, но даже от концерта к концерту.
Взглянем же еще раз на Еву, но только так, чтобы она не заметила этого,
и мы увидим человека в том редком состоянии душевного равновесия и гармонии,
поискам которого уделено так много внимания во всех течениях философии.
Однако поиски эти заведомо обречены, ибо, когда человек счастлив, он не
задается вопросами о причине этого счастья, он даже не пытается заведомо
предугадать способ для его сохранения. Он просто растворяется в нем, ощущает
его, и главное, что ведет человека к ощущению гармонии, - он ощущает себя,
наполненного счастьем, погруженным в него, купающегося в нем, и не может
быть ничего прекраснее для человека этого состояния. Так вот, взглянув на
Еву в данный момент и ощутив силу ее женственности (для того, чтобы сделать
это тебе, мой дорогой читатель, придется прислушаться к ощущениям, которые
тебе обязательно подскажет сердце, ибо, как я уже неоднократно отмечал
ранее, почувствовать женственность разумом нельзя), мы поймем, что уже
никогда самопроизвольно не представятся нам первые неловкие, мучительные
проявления пробудившейся женственности, желающей распуститься, подобно
бутону цветка, и открыть все то прекрасное, что было бережно спрятано от
постороннего взора верными лепестками. Но Ева помнит как пугало ее
проявление чего-то неведомого дотоле в ней; временами ей начинало казаться,
что это что-то управляет ею, и она больше не контролирует свои поступки, ибо
сами побуждения к совершению подобных поступков казались чуждыми ей в ту
пору. Однако по прошествии времени она поняла, что сила та была не внешней,
но внутренней, и что она является лишь распустившемся цветком, бутон
которого был всегда скрыт в ней. Она поняла эту силу и приняла ее как еще
одну открывшуюся ей со временем часть себя.