"С.Т.Аксаков. Очерки и незавершенные произведения " - читать интересную книгу автора

наследовал прямо от своей матери... Но кровь, порода берут свое и
проявляются, иногда через долгое время, с поразительной очевидностью. Я
нередко слыхал от настоящих русских людей, то есть от крестьян, что
"такой-то парень укинулся в дедушку или прадедушку: весь, как вылитый, в
него, и обличьем и обычьем". Эти чудно-меткие слова казались мне вздором.
Судьбе угодно было, чтобы верный и глубокий смысл народного замечания и
выражения осуществился в одном из моих сыновей. Сын мой Григорий, родившийся
4 января 1820 года, в воскресенье, ровно в полдень, в селе Знаменском,
Аксаково тож, скоро стал напоминать мне голубыми глазами и шириной склада
моего дедушку, а своего прадедушку, Степана Михайловича. Впоследствии это
сходство увеличилось и было признано всеми родными. В 1821 году
осьмимесячного Гришу повезли мы с собою в Москву, где прожили ровно год.
Гриша был такой прелестный младенец, что никто не мог видеть его и не
приласкать: полный, круглый, розовый, атласный, с большими светлыми,
веселыми голубыми глазами. Это были любовь и утеха всего дома и всех
знакомых. Вспыльчивость начала оказываться в нем, когда он был еще грудным
ребенком; если кормилица не скоро давала ему грудь, которую он требовал
всегда живыми и выразительными движениями, то вся кровь бросалась ему в
лицо, из розового он делался красным, и светлые глазки его темнели и
мутились. В двухлетнем дитяти, необыкновенно добром и веселом, развивавшаяся
постепенно вспыльчивость сделалась так забавною и смешною, что я даже сам,
более других убежденный в вредных последствиях такой забавы, не мог иногда
утерпеть и не подразнить Гришу. Гнев его обнаруживался уже не одной краской
в лице и потемнением веселых глазок, но и градом ударов детского, впрочем
необыкновенно большого и сильного кулачка. Вспышка, мгновенно налетавшая, -
мгновенно и улетала: в ту же минуту Гриша уже обнимал, плакал и целовал
того, кого колотил. Сколько раз я сам, неразумный отец, дразнил его!
Была у меня огромная легавая собака Гранжер, ни шагу от меня не
отходившая (я был страстный охотник стрелять); все дети привыкли играть с
ней, и умное животное позволяло тормошить себя маленьким шалунам и шалуньям.
Однажды двухлетнему с небольшим Грише захотелось сесть на Гранжера верхом, и
он просил меня посадить его и подержать; сначала я так и сделал; но как
пропустить случай подразнить Гришу и посмеяться над страхом дитяти?.. Я
посадил его на спину Гранжера, заставил ухватиться ручонками за толстую шею
смирной собаки и сам отбежал проворно в сторону. Гриша ужасно перепугался:
принялся кричать на весь двор, умоляя нежнейшими эпитетами, чтоб я его снял;
но я безжалостно хохотал и вдобавок позвал к себе Гранжера, до тех пор
стоявшего неподвижно: собака повиновалась, вопли Гриши усилились, он начинал
терять равновесие, покачнулся и полетел вверх ногами на траву... Не успел я
опомниться, как Гриша молотил уже меня кулаками, продолжая реветь громче
прежнего. Вместо того, чтоб взять за правило: не дразнить ребенка,
способного приходить в такое исступление, - это сделалось любимой забавой.
Вина непростительная! Непрерывный ряд таких увеселительных сцен продолжался
почти до шестилетнего возраста бедного Гриши. Изобретательность в содержании
их была неистощима! Одним из самых употребительных был следующий фарс:
коверкая лицо и язык на немецкий лад, в чем я был большой искусник, я
прикидывался немцем и весьма серьезно и долго уверял, что я колонист из
Сарепты, когда мы жили еще в деревне, или булочник Дромер, когда мы уже
переехали на житье в Москву. Ребенок, озадаченный таким превращением,
обыкновенно начинал смехом и словами: "Нет, вы не немец, вы отесинька".