"Василий Аксенов. Таинственная страсть. Роман о шестидесятниках" - читать интересную книгу авторапабдит / Эх, пабдит, пабдит, пабдит/ Ох, пабдит, пабдит, пабдит / Ух,
пабдит, пабдит, пабдит / Ух не забздит..." Остановить это было невозможно. Едва одна группа сторонников мира выдыхалась, как другая вступала со свежими глотками. Под террасой собралась публика, и не только литераторы. Децибелы спонтанного изъявления чувств росли. Многие стали отплясывать дикарский бугешник. Любит наш народ дело мира, однако пацифистом никогда не является. Как гласит популярная шутка: "Заставь нас бороться за мир, камни на камне не останется!" Когда наконец во втором часу ночи стали расходиться, Роберт пробрался к Ваксону. Как дела, старик? Где ты шляешься? Почему не позвонишь? Ваксон в тот год очень коротко стригся и напоминал то ли римлянина, то ли немца из ГДР, Бертольда Брехта. Они дружили, если можно отнести к дружбе три подряд пьяных московских зимы, когда они почти не разлучались. В Коктебеле, однако, "пересеклись" впервые, и оба этому обрадовались. - Знаешь, Роб, я два месяца в Эстонии сидел, в заброшенном военном городке. Писал рассказы. Полностью овладел жанром, старик. Задвинулся на этом жанре, старик. Один рассказ писал двадцать четыре часа без перерыва, не помню даже, ходил ли в сортир. В конце концов поставил точку и свалился со стула. Вот такой получился рассказ! Роберт и Анна хохотали, воображая это зрелище: рассказ лежит на столе, автор на полу. - Да о чем у тебя этот колоссальный рассказ, Вакса? О любви, небось? Ваксон отмахивался от любви. Никакой любви там нет, ноль любви. Это рассказ о деревенском мужике, который, ну, в общем, изобрел Анка, кроме того что была женой поэта Роберта Эра, также фигурироиала как критикесса Анна Фареева. "Юность" и "Смена" заказывали ей обзоры "молодой прозы". - Ты что же, Вакс, в деревенщики подался? - спросила она. - Старуха, какие там деревенщики?! - открестился Ваксон. - Это рассказ о плодах одиночества! Это нетленка! Она тут же каким-то карандашиком черкнула на пачке сигарет - "нетленка". Термин что надо! Хорошо бы этой нетленкой кому-нибудь из чужих дать по башке; своих не бьем. Они уселись в укромном уголке, на скамейке под развесистым кустом олеандра. Отсюда видна была вся литфондовская часть набережной, включая и популярное место встреч, площадку перед зданием столовой. Странным образом казалось, что мало кто в Доме творчества собирается спать в этот поздний час. Под сильными фонарями все еще шастали возбужденные прошедшим жарким днем коктебельцы с транзисторами. Обрывки музыки, завывания турецких певцов, вдруг выходящее из зоны глушения вещание "Русской службы Би-би-си", наплывающий гул заглушек - все это создавало будоражащий фон вангоговской ночи, как будто эта звуковая мешанина была сродни мешанине красок. На больших скоростях кружили по площадке маленькие дети припозднившихся родителей, среди них четырехлетний сын Баксона Дельф и семилетняя Полинка Эр. У балюстрады под фонарем, окруженный толпишкой поклонников, стоял высокий Ян Тушинский в широкой гавайской рубахе. Не исключено, что это была единственная фирменная гавайская рубаха во всем Восточном Крыму. Во всяком |
|
|