"Евгений Акуленко. Дембельский альбом" - читать интересную книгу автора

Нет. Передо мной пленница. И весьма собой ничего. Плачет. Правильно!
Что еще должна делать пленница? Сидеть и рыдать! Девчушка вроде обычная. Но
не с Земли, светится она слегка в полумраке отсека, разве что из
Чернобыля...
- Откуда, ты такое чудо? - спрашиваю. - С Одессы?! Хохлушка что ли?..
А!.. С Дессы!.. Не, не слышал. А звать как? Шмара? А!.. Мара, без "Ш".
Почему переспрашиваю постоянно? Потому что мямлишь ты, не слышно ничерта!
Обижается. И заявляет, что с пиратами разговаривать не будет.
- С кем?! Ты че, девушка! Мы - военный корабль! А я стрелок-матрос
Николай Пилипченко!.. Можно просто Коля...
Но в ходе дальнейшего разговора выясняется, что о нашем корабле и
капитане, Маре все же известно больше, чем нам.
Та-ак! Я присаживаюсь рядом и начинаю соображать. Это значит, что на
полгода срочной у меня капнул кот? А сортиры я драил и честь отдавал просто
из любви к искусству?
Видимо у меня был такой обескураженный вид, что Мара решилась меня
пожалеть и неосторожно погладила по коленке. Не стоило ей этого делать. На
прикосновение противоположного пола мой изнуренный тяготами комической жизни
организм отозвался весьма недвусмысленно. Да! С одной стороны, конечно, меня
одолевал праведный гнев и желание немедленно броситься по кубрикам, чтобы
донести до экипажа взрывную весть. С другой... С другой не правы были те,
кто пел про первым делом, первым делом, дескать, самолеты. Они либо не
болтались по полгода без баб, либо употребляли бром.
В общем, над самолетами и девушкой и расставил иные приоритеты. Мара не
сопротивлялась. Скорее даже наоборот. И я естественно тут же списал все на
личное обаяние.

Атмосферу в кубрике можно охарактеризовать как мрачное молчание. Шкет
нервничает, подергивает ударной ногой. Краб задумчиво пластает гильзу, под
его нежной клешней металл приобретает форму ромашки. Фанг выражает общую
мысль: одновременно прищуривает все свои зыркала. У нас это примерно
соответствует жесту, когда ребром ладони проводят по шее. Бунт! Я вспоминаю
все, что знаю про бунт:
- Нужно захватить почту, телеграф, телефон!..
Никто не смеется. Команда полна решимости. Мы вываливаемся в коридор и
смешиваемся с галдящим экипажем. Двигаем всем стадом к капитанской каюте с
еще неясными, но весьма грозными намерениями. По пути толпа подхватывает
Осьминожку. Он не понимает в чем дело, но идет с нами.
Выход на верхнюю палубу матросне закрыт. Путь преграждает офицер
охраны, тоже террито, как и Фанг. Внушительно лапает излучатель и угрожающе
таращится. Боже правый! Когда-то для меня все террито были на одно лицо. Как
же я мог симпатяшку Фанга ставить в один ряд с этим уродцем? Секунду спустя
я впервые вижу атакующего Шкета. Не лягающуюся табуретку, а претензию на
макрийское кун-фу, или чего у них там. Скрипит металл. Это Шкет резко берет
с места и, распластавшись в воздухе пропеллером, с разворота садит офицеру в
сложный трехметровый организм. Незыблемый, казалось, террито складывается в
три погибели, отползает в угол, где отсыпает приличную горку песка.
Инопланетный бунт - он бессмысленный и беспощадный!..
Каюта Капитана заперта, мы вежливо стучим. Так, что слегка гнется
переборка. Эффект наших действий приближен нулю, и Фанг берется за