"Борис Акунин. Зеркало Сен-Жермена" - читать интересную книгу автора

Томский хочет приставить револьвер к виску.

Вован: Врешь, Чапаев, не возьмешь!

Хватается за ствол револьвера, дергает на себя и выдергивает Томского
на свою сторону, но и сам перелетает на левую половину. Гром выстрела.
Мерцание исчезает, слышен лишь бой часов, которому вторит электрический
писк: бомм-пии, бомм-пии и т.д. Через несколько секунд зажигается свет в
левой половине сцены, куда должен успеть вернуться актер, играющий
Томского. Теперь он - Вован.

Кто-то ответит
(1901 год)

Вован оборачивается к зеркалу, в руке у него револьвер Томского.

Вован: А, ты еще одну волыну припас! Получи, Урод!

Палит в зеркало. Звон разбитого стекла. Из-за двери доносится
пронзительный женский вскрик. Вован тупо смотрит на зеркало.

Граммофон взвывает "О, где же вы, дни любви?".

Вован (мельком оглянувшись): У, совсем ужрались... Але, ты где? Я тя
завалил или нет? (Сует голову в раму. Тупой стук. Хватается за лоб.) Не
понял! (Оборачивается, смотрит на комнату.) А мебель где? Гарнитурчик,
Италия, восемь тонн баксов! (Вертит головой во все стороны. Застывает при
виде черного окна, из которого исчезло высотное здание.) Эй-эй, куда елку
задевали!

В дверь стучат.

Вован хочет вытереть рукой нос и натыкается на подкрученные усы.

Вован: Что за глюки? Братва прикололась, в шампусик грибца натерла!
(Дергает себя за ус.) Ай! (Пятится назад, задевает каблуком валяющуюся на
полу папку. Подбирает. Читает.) "Дражайшему Константину Львовичу отъ
признательныхъ сослумсивцевъ въ ознаменованье Нового 1901 года!" Какого,
блин? Девятьсот первого?! (Бросается к окну.) Это че за Замухранск? Ну,
кто-то ответит! (Поворачивается к зеркалу, хлопает себя по лбу.) Е-мое!
Чего дед-то полоскал? Чокнуться, желание... В натуре? Без булды?! А че я
такого сказал? Сибирского здоровья, прухи ломовой... Чтоб круче всех...
(Лезет в карман за бумажкой и только теперь замечает, что одет не в
блейзер, а в сюртук и брюки со штрипками.) Мама моя! Я ж когда чокался,
ляпнул "Век воли не видать!". Что же мне теперь, сто лет тут на киче
париться? (Кидается к раме, колотится в стену.) Дедушка! Родненький!
Выпусти! Пущу тебя на первый этаж! Падла буду пущу! Воще, блин, съеду,
только не кошмарь!

В дверь стучат снова, громко сразу несколько человек.