"Борис Акунин. Квест-3: Level 2. Ректорий" - читать интересную книгу автора

отправлялся купить у торговок какой-нибудь снеди. Обстоятельный разговор
решили отложить до Москвы, когда группа обзаведется собственной базой.
На эту тему состоялся короткий разговор, поставивший Гальтона в тупик.
Он спросил у Зои, где удобнее остановиться. В газете "Правда" рекламируют
гостиницу "Дом Востока". А вот "Известия" зазывают в "Гранд-Отель".
- Знаешь, у нас говорят: в "Правде" мало известий, а в "Известиях" мало
правды, - рассмеялась княжна-рабфаковка, до такой степени вжившаяся в свою
роль, что Советский Союз уже стал для нее "у нас". - Нет в Москве никаких
гостиниц для случайных приезжих. Только для ответственных работников,
вызванных к начальству. А реклама в СССР выполняет не ту функцию, что в
капиталистических странах. Она существует не чтобы продавать товар, а чтобы
обозначать его наличие. Даже если товара на самом деле нет. Это род
транспаранта.
Норд подумал-подумал, ничего не понял, но углубляться не стал. Его
интересовал практический вопрос.
- Где же мы остановимся?
- А где бы ты хотел?
- Желательно поближе к Ректорию, чтобы можно было обходиться без
транспорта. В месте, где нам никто бы не мешал и где бы мы не привлекали
ненужного внимания.
- Сделаем, - уверенно сказала она, но как ей это удастся, объяснить не
успела - в купе вернулся красный директор.


*

В столицу победившего пролетариата поезд прибыл фиолетовым утром. То
есть, утро-то было нормального золотистого цвета, как и полагается в ясный
майский день, просто в СССР действовал особый революционный календарь,
согласно которому неделя была не семи-, а пятидневной, и дни в ней
обозначались разным цветом: желтый, розовый, красный, фиолетовый, зеленый.
Каждому месяцу отводилось ровно по шесть пятидневок, так что Россия была
единственной в мире страной, где существовало 30 февраля. Все излишки,
прежние 31-е числа, объявлялись "безмесячными выходными". Новое общество
требовало новизны во всем, в том числе и в отсчете времени. Зоя говорила,
что ведутся дискуссии, не поменять ли, по примеру Французской революции, и
летоисчисление - вести его с 1917 года, переломной вехи в истории
человечества, или, если уж от рождества, то не какого-то выдуманного Христа,
а Владимира Ильича Ленина.
Одно дело смотреть на инородный, почти инопланетный мир через окно
вагона, и совсем другое - оказаться в самой его гуще.
Вблизи все оказалось еще чуднее.
На площади, куда вышли члены ротвеллеровской экспедиции, там и сям
виднелись следы недавних первомайских торжеств. В сквере уныло сидели
огромные фигуры из фанеры: папа римский, буржуй в цилиндре, поп с огромным
крестом на брюхе. Зоя сказала, что этих страшилищ во время манифестации
катают по городу на грузовиках, а гигант-пролетарий лупит их картонным
молотом.
В небе, рассыпая листовки, кружил аэроплан с подвешенным к нему красным
полотнищем, на котором большими белыми буквами было написано "Советский