"Даниил Натанович Аль. Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы о молодых защитниках Ленинграда) " - читать интересную книгу автораввиду неподвижно прижатых к бокам рук.
- Товарищ капитан, разрешите обратиться? - выкрикнул вдруг командир отделения Самсонов. Не дожидаясь разрешения, он продолжал: - Несправедливо, товарищ капитан. Пантюхов вчера посреди дня бриться начал. И сегодня с утра побритый ходит. И оружие он начистил. А насчет шинели, так он в хозвзвод отпрашивался. Хочет, чтобы подогнали ее покультурнее. Короче, какая-то муха его вчера укусила. Услышав это, капитан Зуев несколько смутился. Он быстро подошел к Пантюхову, провел тыльной стороной ладони по его щеке и покачал головой. Пантюхов шагнул вперед, сдернул с себя автомат и молча протянул командиру роты. - Не надо. Верю, - сказал капитан. - Становись в строй. Вот так и служи... - Что это с ним? - спросил он, возвратившись к Папе Шнитову. - Какая такая муха его укусила? - Секрет политшинели, - ответил тот, по своему обыкновению. Этот "секрет" открылся для всех в тот же день. Растерянный Пантюхов показал в землянке полученное им вчера из дому письмо. Под громкий хохот пошло чтение одного письма за другим. Веселая эта работа перекинулась во все землянки, в траншею на передовой, в хозвзвод к полевой кухне... Папа Шнитов нисколько не огорчился этим разоблачением. Он ждал его. "Посуди сам, - говорил он каждому, кто подходил к нему с некоторой претензией. - Для своих ты и есть самый лучший боец. В обратном ни одну мать не убедишь. Никакой папаша не захочет поверить, что сын его плохой воин. А кроме того, ты и на самом деле молодец. Ну, пусть сегодня еще не способен". - "А как же насчет подвига? - смущенно спрашивал солдат. - Там вы в письме и про то, что я совершил подвиг, написали..." - "Написал, - подтверждал Папа Шнитов. - Ведь оно так и есть. Каждый день, что ты провоевал на этой войне, да еще на нашем Ленинградском фронте, - это самый настоящий подвиг, какого в истории еще никто не совершал! Не веришь? Спроси у ефрейтора Нонина. Он всю историю наизусть знает". В конечном счете наивная "педагогика" Папы Шнитова оказывала воздействие. Человек склонен соглашаться с тем хорошим, что о нем говорят. Похвала, тем более если она чуть-чуть преувеличена, но не настолько, чтобы человек переставал сам себя узнавать, придает ему уверенность в себе, рождает желание подняться на ее уровень и, бывает, вдохновляет на истинный подвиг. Последний эпизод эпопеи с письмами произошел на месяц позднее. Раздав письма бойцам, находившимся в передовой траншее, Папа Шнитов с конвертом, оставшимся у него в руках, направился к Охрименко, сидевшему с цигаркой на патронном ящике. При этом Папа Шнитов был как-то подозрительно молчалив. Солдат, не ждавший писем, вяло поднялся с места навстречу замполиту. - Тебе, Охрименко, - сказал Папа Шнитов и протянул солдату конверт. - А я не маю звидкы одержуваты листы, - мрачно ответил Охрименко. - Так шо не шуткуйте, товарищ замполит. - Я и не шуткую. Тебе цидуля. Охрименко медленно протянул к конверту руку. Потом взял его двумя руками и глянул на обратный адрес. Руки его задрожали. Всем своим огромным и грузным телом он упал обратно на патронный ящик. Тут же вскочил и |
|
|