"Даниил Натанович Аль. Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы о молодых защитниках Ленинграда) " - читать интересную книгу автора

очень суров с подчиненными, со своими кардиналами. Гонял их с утра до
вечера. Кадила заставлял чистить до блеска. Следил, чтобы подворотнички у
всех чистые были подшиты, чтобы у каждого тонзура, то есть проплешина на
макушке, была чисто выбрита и бархоткой начищена. И головные уборы -
скуфейки-тюбетейки - правильно надеты: на четыре пальца от бровей, а не
набекрень и не на глаза надвинуты...
- Как старшина роты! - раздался озорной голос.
- Во-во! - согласился Нонин, который сознательно уснащал свой рассказ
словечками военного быта, хорошо знакомого его слушателям. - Так вот,
когда этот Пий помер, кардиналы решили: "Баста! Довольно с нас
дисциплинки! Изберем теперь в папы самого из нас тихого и добренького".
Такой среди них как раз имелся. Некий Сикст. Спокойный кардинал. Мухи
кадилом не зашибет, слова поперек никому не скажет... Собрались кардиналы
после поминок по Пию на свой конклав...
- На шо? - спросил Охрименко.
- На закрытое собрание. Конклав называется. Запирали их нижестоящие
попы снаружи в отдельном доме, чтобы они во время выборов ни с кем не
имели никакого общения.
- А при чем тут замполит Шнитов? - спросил ближайший сосед Нонина.
- А вот при чем. Не успели кардиналов запереть, как они сразу же
тихоню Сикста и выбрали. Все, как один, проголосовали. Только этот
кардинал Сикст стал папой римским - как он вскочит на стол. Как затопает
по столу ногами, как заорет на своих бывших товарищей: "Ах вы такие-сякие,
немазаные! Вы что же это, мать вашу богородицу, легкой жизни захотели?!
Дисциплина вам не по нутру? Да я вас всех в отца и сына и святого духа, в
бараний рог!.."
- По три обедни вне очереди, - хихикнул сосед Нонина.
- И без увольнения до хороду Рыму, - пробасил Охрименко.
- Вот-вот, - продолжал рассказчик. - Поняли кардиналы, какого папаню
себе на шею посадили. Только поздно было. Стал этот Сикст - номера тоже не
помню - самым зверским римским папой из всех возможных.
- Теперь понятно, к чему этот рассказ, - сказал кто-то и зевнул.
- То-то, - ответил Нонин. - История, она учит...


* * *

Пересуды о новом замполите прекратились довольно быстро. Стало
очевидно, что он именно таков, каким и показался с первого взгляда:
открытый и по-настоящему добрый человек, далекий от всякой позы, а тем
более от какого-то иезуитства и притворства. Трудно сказать, кто первым
произнес в роте прозвище Папа Шнитов. Факт тот, что буквально все: и
бойцы, и командиры - немедленно и прочно его усвоили. Солдаты, конечно,
так к нему не обращались. Устав удерживал их от этого. Кое-кто иногда
проговаривался, и обращение по прозвищу нет-нет да и срывалось с языка. А
известный снайпер, казах Бозарбаев, обращался к замполиту только так:
"Товарищ Папа Шнитов".
"Кто сказал - так нельзя? Почему нельзя?! - искренне недоумевал он,
когда товарищи делали ему замечание. - Плохой человек так говорить нельзя.
Хороший человек обозвать "отец" - очень даже пожалуйста".