"Даниил Натанович Аль. Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы о молодых защитниках Ленинграда) " - читать интересную книгу автора

В комнате горела коптилка, тихо поскрипывало перо, что-то бубнил себе
под нос Будяков. Когда разрывы снарядов слышались близко, он отрывался от
протокола и вслушивался.
- Такая война идет, немцы к Ленинграду рвутся, - сказал он во время
одного из таких перерывов, - а тут сиди и разбирайся со всякими.
- Зачем же вы тут сидите, - отозвался я. - Шли бы под Урицк или под
Пулково. И я бы с вами пошел. Больше было бы пользы для Ленинграда.
- Подлец ты, подлец... - Будяков покачал головой. - Я из-за тебя
здесь сижу, и ты же меня этим попрекаешь! Не всем выпало счастье в прямом
бою грудью встречать врага, Враг ведь хитер и коварен. Из попавших в плен
и из гражданских он вербует и засылает к нам шпионов и диверсантов,
агитаторов и ракетчиков. Всех их надо выловить и обезвредить. А сколько
среди миллионов честных воинов попадается трусов, которые драпают сами и
разлагают своим бегством других! Сколько дезертиров, сколько
членовредителей, а?
- Не так уж много.
- Верно. А почему не так много? Потому что на пути таких, как ты,
встают такие, как я. Без этого трусов и предателей развелось бы больше. А
это опасно для войск. Это смертельно опасно, особенно когда враг у ворот.
Вот подумай над этим, подумай!
Будяков снова стал писать, а я никак не мог понять, что же все-таки
получается. Все, что сказал Будяков, верно, абсолютно верно. Дезертиров
надо вылавливать и наказывать. Трусов, предателей, диверсантов, шпионов
надо ловить и обезвреживать. Кто же с этим не согласен?! Выходит, он,
Будяков, глашатай истины, ее представитель. Но почему его истина
становится ложью, как только она касается меня лично? А может быть, я
действительно преступник - дезертир, предатель Родины - и просто не
понимаю этого?
Тут я вспомнил вопрос, заданный мне на экзамене по философии. Было
это давно, в июне.
Я вытянул билет "Учение об истине" и четко отбарабанил необходимые
формулировки. Получил "отлично". Но только теперь, в эти странные и
страшные минуты, слова, которые я тогда так бойко отчеканил, наполнились
для меня жизненным смыслом. "Нет истины вообще, - говорил я тогда. -
Истина всегда конкретна". Для подтверждения этой мысли я привел записанный
на лекции тезис знаменитого хирурга Пирогова: "Нет болезней, есть
больные". Я разливался соловьем, развивая этот тезис с высоты слышанных от
мамы разговоров о чьих-то недугах: "Предположим, два человека ослабли,
перенеся воспаление легких. Им, как и полагается, прописывают глюкозу. Но!
Один из больных выздоравливает, а другой умирает: он страдал хроническим
диабетом и глюкоза, столь полезная при болезни легких вообще, этого
конкретного пациента убила". Экзаменатор сказал, что я по-настоящему
проник в суть вопроса... Нет, по-настоящему в суть вопроса я проник только
сейчас. И для меня вдруг будто молнией осветилось мое положение. До этой
минуты все, что говорили лейтенант с косыми баками, и майор, и лейтенант
Будяков, воспринималось мною как нечто случайное и в силу этого неопасное,
легко отразимое. Теперь я понял, что все они, в общем, правы.
Чем была рядом с их большой правдой моя такая частная, такая
маленькая правота? Пустяком, не имеющим значения.
Ведь и задержали нас не случайно. Мы и в самом деле направлялись в